Мистер Склейтер вообразил, что его слова задели Гибби за живое и уязвили его самолюбие. Эта мысль даже несколько обрадовала его, потому что позволяла надеяться на то, что ему всё–таки удастся сделать из Гибби того джентльмена, о котором он так мечтал. Он заговорил снова:
— Она стоит прямо за Вами, сэр Гилберт. Бутылка виски. Вон та, фиолетовая с серебряной крышкой.
Гибби не шелохнулся, но глаза его переполнились, и по щекам потекли слёзы.
Мистер Склейтер в панике вспомнил нанесённый мальчику удар: а вдруг у него что–то случилось с головой? Может быть, его парализовало? Он хотел было кинуться к нему на помощь, но сдержался и, поднявшись, с подчёркнутым достоинством подошёл к буфету. Увидев лицо мальчика вблизи, он успокоился.
— Простите, сэр Гилберт, — произнёс он. — Я полагал, что Вы не будете возражать против того, чтобы услужить не только дамам, но и джентльменам. Но, знаете, Вы сами в этом виноваты. Лучше пойдите, сядьте на своё место, — он показал рукой на стол, — и выпейте немного пунша. Вам это не повредит.
К этому моменту глаза всех гостей были устремлены на Гибби. Что с ним такое приключилось, с этим странным юнцом? Его кроткая весёлость и тихая радость, когда он прислуживал за столом, приятно расшевелили сидевшую там компанию и чрезвычайно украсили вечер, который начинался довольно неловко и скучно. И вдруг тот же самый мальчик внезапно ведёт себя так, как будто его ударили или нанесли ему такое жгучее оскорбление, на которое он даже не знает, как обидеться!
Гибби разрывался между желанием услужить и невозможностью участвовать в нечистом деле и стоял, как будто оглушённый. Окажись он снова в притоне тётки Кроул, бутылки виски и стаканы не произвели бы на него особого впечатления, но здесь один их вид вызывал в нём ужас. Должно быть, так же чувствовал бы себя прихожанин коринфской церкви, заставший одного из своих старейшин за пиршеством в языческом храме! Но последние слова священника стряхнули с него болезненное оцепенение. Он залился слезами и, к немалому облегчению своего опекуна, пулей вылетел из столовой и помчался к себе в комнату.
Поражённые гости переглянулись.
— Сэр Гилберт отправился к дамам, — сказал наконец хозяин дома. — Он у нас немного чудаковат. Миссис Склейтер понимает его гораздо лучше, чем я. С ней ему намного уютнее.
С этими словами он начал рассказывать гостям историю жизни своего приёмыша, поясняя свой интерес к этому необычному мальчику, но ни словом не обмолвился об утреннем происшествии.
На следующий день миссис Склейтер прочитала Гибби маленькое наставление относительно его прихоти прислуживать за столом, предупредив его, что больше так делать не нужно. Джентльменам не пристало делать того, за что они платят своим слугам, говорила она; это несправедливо по отношению к прислуге — и так далее. В конце она не удержалась и высказала мягкое удивление по поводу того, как это ему взбрела в голову такая дикая, неподобающая мысль. Гибби принял её изумление за вопрос или, по крайней мере, за желание понять причину произошедшего. Он подошёл к столику, стоявшему у стены, постоял там с минуту и вернулся с Новым Заветом.
Положив книгу ей на колени, Гибби пальцем указал на следующую строчку: «А Я посреди вас, как служащий». Убедившись, что она прочла эти слова, он снова взял книгу, перелистнул и показал ей ещё один стих: «Раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете».
Миссис Склейтер рассердилась так, как будто Гибби допустил новую неучтивость, даже хуже прежней. Подумать только! Сама мысль о том, чтобы кто–нибудь сверял свои повседневные дела и даже прихоти с принципами, взятыми из святыни, слишком неприкосновенной для того, чтобы люди подходили к ней с такой земной и практичной точки зрения, казалась ей настолько дерзкой и невероятной, что она боялась даже представить себе подобное! С того дня в глазу её разума появился неудобный сучок, от которого она никак не могла избавиться до тех пор, пока он не начал превращаться в лучик света. Стоит ли добавлять, что с того дня Гибби больше ни разу не прислуживал у неё за столом?
Глава 44
Грешница