Сэр Гибби

Пережитый ужас оставил Джиневру, и теперь ей стало так легко, что она совершенно не чувствовала усталости. Вскоре они зашагали вдоль весёлого ручейка. Весной, когда на скалах таял снег, он превращался в широкий бурлящий поток, да и сейчас уже довольно резво скакал по камням, и Джиневра радовалась его брызжущей пляске и немудрёной песенке. Позже она узнала, что это был тот же самый ручей, чьё журчание она каждый вечер слышала у себя под окном, тщетно пытаясь угадать расплывчатую, неуловимую мелодию его песни. После этого ей всегда казалось, что ручеёк спускается к её окошку прямо с горы и несёт ей добрые вести о звёздах, вереске и овцах.

Мало — помалу они перебрались через ручей и вскарабкались на противоположный берег. Тут Гибби показал куда — то пальцем, и Джиневра увидела маленький домик и Ники, идущую к нему по тропинке в обществе верного Оскара. Собака весело крутилась у неё под ногами, но Ники горько плакала. Гибби с Джиневрой были ещё далеко, им надо было перебраться через большой ручей, но Гибби свистнул, и Оскар тут же метнулся ему навстречу. Ники взглянула ему вслед, вскрикнула и побежала к Джиневре, как овца к заблудившемуся ягнёнку.

— Ох, барышня! — печально и укоризненно воскликнула она, едва переведя дух после того, как перебралась через ручей. — Что же это Вы от меня убежали?

— Но Ники, там же была тропинка, вот я и подумала, что ты скоро меня догонишь.

— Ах, я, глупая гусыня! Ой, барышня, как же я рада, что Вы нашлись! Пойдёмте скорей к маме!

— Пойдём, Ники, и расскажем ей обо всём. Видишь ли, у меня вообще нет мамы, рассказывать некому, вот я и расскажу твоей!

С того самого дня мать Ники стала матерью и для маленькой Джиневры. «Вот и ещё один ягнёночек, которого надо выкормить», — подумала Джанет, увидев девочку. У настоящей матери всегда много детей.

Никогда в жизни Джини не была ещё так счастлива. Ей ни разу не приходилось пить такого вкусного молока, как у Красули, и есть таких замечательных лепёшек. Гибби она больше не видела. Убедившись, что с ней всё в порядке, они с Оскаром вернулись к своим овцам, потому что в тот день Роберт резал на болоте торф, и Гибби пас овец в одиночку. Сгорая от нетерпения узнать о нём побольше, Джиневра расспросила Джанет обо всём, что та знала о своём приёмном сыне, и в свою очередь, рассказала ей об ужасном происшествии в каретном сарае.

— Скажите, миссис Грант, а он хороший мальчик? — спросила она.

— Лучше всех! Даже лучше моего Донала, а тот был лучше всех, пока не появился Гибби.

Джиневра тихонько вздохнула и подумала, как бы ей тоже хотелось стать хорошей.

— Ты давно не видела Донала? — спросила Джанет у Ники.

— Давно. С того дня, когда последний раз приходила домой, — ответила Ники, которой теперь не удавалось бывать у родителей так же часто, как всем остальным детям.

— Я тут подумала, — проговорила Джанет, — что его теперь видать прямо от вашего особняка, мисс Гэлбрайт. Он говорил, что пасёт прямо возле ручья на новом лугу, том самом, что папа нашей барышни купил у Джеймса Гласса.

— Неужели? — воскликнула Ники. — Ну, теперь хоть посмотрю на него, хоть издалека. Он раз пришёл было на кухню, просил меня повидать, да миссис МакФерлейн его не пустила. Нечего, говорит, всяким босякам по господскому дому расхаживать. Я ей говорила, что он мне брат, а она знай твердит, что ничего не знает и чтобы никаких братьев тут и духу не было. Вот сестра, говорит, пусть приходит, только чтобы не очень часто, а со всякими там братьями девушкам нечего якшаться. Откуда она знает, брат он мне или нет? Я ей говорю, что моих братьев по всей долине знают и все они хорошие, а она мне велела впредь держать язык за зубами и помалкивать. А я так рассердилась, что уже готова была стукнуть её хорошенько!

— Подожди, дочка, однажды ей самой будет за это стыдно, — ответила Джанет с тихой улыбкой. — А если мы с тобой знаем, что ей будет стыдно, то лучше сразу взять да и простить её без лишних разговоров.

— Мам, ну откуда ты знаешь, что ей будет стыдно? — возразила Ники, не слишком горевшая желанием простить миссис МакФерлейн.

— Потому что Господь сказал, что всем нам придётся платить до последнего кодранта. Он со всех спросит, никого не упустит. А с ближними надо поступать по правде.

— Так, может, Господь и так её простит? — предположила Ники в некотором замешательстве.

— Эх, доченька, — серьёзно ответила ей Джанет, — уж не думаешь ли ты, что Господь прощает тех, кто не раскаялся? Так это ж была бы настоящая медвежья услуга! Больше, чем нужно, Он наказывать не станет, но к благодати без страдания не придёшь. Помнишь, как мне порой приходилось вас пороть? Так и тут. Правда, старших я, конечно, не всегда по — доброму наказывала. Молодая была, глупая, не знала ещё ничего, а сердилась непомерно — вот и колошматила их бревном из собственного глаза за крохотные сучки. Ох, и тяжко же мне бывает, как об этом вспомню!

— Ой, мам! — проговорила Ники, потрясённая уже тем, что мать упрекает себя за несправедливость к своим детям. — Да никто из них ничего такого не говорит и не думает!