Сэр Гибби

Ручей поменьше образовался из карового озерца, и Гибби с Джиневрой пришлось обойти его кругом, а иначе Джиневра никогда не смогла бы попасть на другую сторону. Потом им надо было перебраться через Глашберн. Такое восхождение показалось бы тяжким любой девочке, особенно если она так мало привыкла к подобного рода упражнениям, но хуже всего было то, что Джиневра выбежала из дома в домашних туфлях, которые то и дело соскальзывали и мешали карабкаться наверх. Но ей было так радостно сражаться с буйствующей стихией и попасть в настоящее приключение, так приятно впервые почувствовать свою силу, что довольно долгое время она почти не чувствовала усталости. К тому же она была без шляпки и без плаща, что в такой дождь и ветер было, скорее, преимуществом. Главное было всё время двигаться, чтобы не замёрзнуть. Гибби разорвал свой носовой платок и постарался покрепче привязать туфли к её ногам, но когда туфли окончательно промокли и изорвались, он стащил с себя куртку, оторвал от неё рукава и ловко привязал их вокруг её ступней и щиколоток. Волосы тоже мешали ей идти. Они постоянно застилали глаза не только ей самой, но и Гибби, а время от времени ветер довольно чувствительно хлестал тяжёлыми мокрыми прядями по её лицу. Но она мужественно продолжала идти вперёд, и хотя Гибби не мог приободрить её словом, у него всегда была наготове дружеская улыбка и заливистый смех, и он сам был так весел, так бесстрашен, так свободен от всякого сомнения и страха и с такой радостью делал всё возможное, чтобы облегчить ей путь наверх, что его молчание нисколько не тяготило её. Время от времени он останавливался, давая ей возможность передохнуть, и, чтобы немного отвлечь её от трудного восхождения, указывал на странную картину, разворачивающуюся внизу.

Когда они добрались до единственного места, где хоть как — то было можно перебраться через Глашберн, уже начало смеркаться. Он подхватил её на руки, перенёс через поток, и они тут же начали спускаться прямо к домику Грантов. Войдя в дом, Джиневра опустилась в кресло Роберта, рассмеялась, потом заплакала, а потом снова рассмеялась. Гибби раздул тлеющие искры, принёс ещё торфа, развёл жаркий огонь и подвесил над ним котелок с водой. Потом он открыл сундук Джанет, знаками попросил Джиневру взять оттуда всё, что ей нужно, а сам отправился в хлев и в изнеможении бросился на кучу мокрой соломы, изо всех сил стараясь не заснуть. Немного отдохнув, он поднялся и вернулся в дом. Войдя, он звонко рассмеялся, и одновременно с ним весело засмеялась Джиневра: эта маленькая леди переоделась в будничное платье Джанет и теперь преспокойно мешала ложкой в котелке, где булькала овсянка. Она выглядела донельзя забавно. В кладовке Гибби обнаружил большой горшок с молоком, и они тихо и радостно поужинали. Затем Гибби приготовил гостье постель в своём углу, и в эту ночь она спала так, как не спала уже много недель.

Гибби проснулся с первыми лучами рассвета. Дождь всё не кончался. Казалось, он льётся уже не каплями, а целыми половниками. Ветер всё так же носился туда — сюда с тоскливыми протяжными завываниями, которые то и дело перерастали в громкие пронзительные вопли, разносившиеся по всей округе, но потом снова превращались в заунывный вой. Казалось, вся природа повергнута в глубокое отчаяние. Тогда, наверное, для Гибби найдётся ещё немало дел! Он снова должен спуститься с горы и посмотреть, не нужна ли кому помощь. Может, вода уже и до фермы добралась, кто его знает?

Джиневра проснулась и встала. Как могла, она привела себя в порядок и вылезла из угла. Гибби в доме не было. Она раздула огонь и, увидев рядом с очагом полный котелок чистой воды, подвесила его кипятиться. Гибби так и не появлялся. Вода вскипела. Джиневра сняла котелок с огня, но почувствовала, что хочет есть, и снова подвесила его на прежнее место. Несколько раз она снимала воду с огня, а потом опять принималась её кипятить. Гибби всё не было. Наконец она сварила себе немного каши. Всё необходимое уже стояло на столе, и когда Джиневра стала наливать кашу в деревянную миску, она вдруг увидела, что тут же лежит грифельная доска, на которой что — то написано. Она поднесла её к глазам и прочла: «Приду как толька смагу».