Сэр Гибби

Дойдя до конца прохода, Джиневра невольно отшатнулась при виде громадной каменной чаши, открывшейся у неё под ногами. Одну её стену луна выкрасила в мертвенно — серый цвет, а от другой до половины широкого дна протянулась чёрная тень. По крутой извилистой тропинке Донал повёл её вниз. Сначала она испугалась, и ей захотелось убежать из этой глубокой, таинственной бездны, такой безмолвной и неподвижной. Но когда Донал посмотрел на неё, ей стало стыдно за свою нерешительность. Одновременно она почувствовала, что боится даже на секунду отпустить его руку, и потому последовала за ним, когда он повёл её по уступу. С одной стороны возвышалась серая стена, с другой она видела только зияющую пропасть.

— Ох, Донал, — сказала она наконец почти шёпотом. — Это похоже на один мой сон. Мне снилось, что я спускаюсь всё ниже и ниже по длинной извилистой дороге, опускаясь всё глубже под землю, глубоко — глубоко, в самое сердце царства мёртвых. Я шла между ужасными стенами, и даже сама земля была чёрной от смерти.

Донал посмотрел на неё. На фоне серого утёса его лицо, освёщенное лунным светом, выглядело странно белым и диким. Джиневра испугалась ещё больше, но не осмелилась ничего сказать. Тут Донал снова поднял голову и запел.

«Старуха Смерть, где ты живёшь?»
«Меня средь мёртвых не найдёшь
Сказала Смерть в ответ, —
Не там, где точат черви прах,
Не в мрачных склепах и гробах,
Где холод на устах,
Где цвёл когда — то жизни цвет,
Но больше жизни нет».
«Старуха Смерть, где бродишь ты?»
«Среди живых, круша мечты,
Сказала Смерть в ответ, —
Где муж с женой в любви живут,
И детки малые растут,
Ищу себе приют.
Где мирный дом и добрый свет,
И радость зрелых лет».
«Старуха Смерть, где ты живёшь?»
«Меня повсюду ты найдёшь,
Сказала Смерть в ответ. —
Но всё ж меня верней всего
Отыщешь в сердце у того,
Кто с мукой для него
С любимых уст услышал «нет»
И горше смерти нет».

— Какая ужасная песня! — проговорила Джиневра.

Донал ничего не ответил, но снова зашагал вниз, ведя её за собой. Он испугался, что она откажется идти дальше и спел первое, что ему пришло в голову после её слов, зная, что она не станет его прерывать.

Каменоломня казалась Джиневре всё больше пугающей и жуткой.

— А ты точно знаешь, что там внизу нет глубоких ям с водой? — нерешительно спросила она.

— Ну, одна или две, наверное, всё — таки есть, но мы их обойдём, — ответил Донал.

Джиневру пробрала дрожь, но она решила не показывать своего страха, чтобы Донал не мог упрекнуть её в недоверии. Наконец они добрались до самого низа, покрытого каменной крошкой и мелкими осколками породы; тут и там лежали крупные куски гранита. Посередине возвышалась огромная гора кое — как набросанных камней. Туда — то Донал и повёл Джиневру. Они обогнули наваленные камни и вышли на другую сторону. Лунный свет высветил воду в находившейся неподалёку широкой яме, большая часть которой пряталась в темноте под тенью нависшей скалы. Обеими руками Джиневра вцепилась в Донала. Он же попросил её посмотреть наверх. Со всех сторон их окружали массивные и крутые гранитные стены, с одной стороны тёмные, с другой залитые лунным светом и испещрённые тысячами теней от бесчисленных выступов и впадин. Над краями этой гигантской чаши виднелось тёмно — синее небо, там и сям покрытое тучами, и луна, казалось, смотрела прямо на них, как бы спрашивая, что они делают в этом страшном месте — одни, вдали от других людей.

Вдруг Донал взял Джиневру за руку. Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Даже в лунном свете оно показалось ей неестественно белым.

— Джиневра! — произнёс он дрожащим голосом.

— Что, Донал? — откликнулась она — Вы не сердитесь, что я назвал Вас по имени? Раньше я никогда Вас так не называл.

— Я же всегда зову тебя Доналом, — ответила она.

— Это понятно. Вы — благородная барышня, а я всего — навсего пастух.

— Ты великий поэт, Донал, а это гораздо лучше, чем быть высокородной дамой или знатным господином.