Сэр Найджел

И они затрусили вперед, миновали часовню святой Екатерины, вновь перебрались вброд через петляющий Уэй и въехали на крутую улицу, над которой почти смыкались выступающие верхние этажи домов. Слева они увидели монашеский странноприимный дом, где и теперь еще можно выпить кружку доброго эля, а справа встал замок с квадратным донжоном, — не серые угрюмые развалины, как нынче, но грозный и бдительный. По ветру реяло расшитое полотнище знамени, а между зубцами парапета поблескивали железные каски часовых. От ворот замка до главной улицы тянулись ряды лавок, и третья от церкви святой Троицы принадлежала Торольду, золотых дел мастеру, богатому купцу и мэру города.

Он долго с вожделением разглядывал густо-красные рубины на браслете и изящный кубок. Потом погладил пышную бороду, раздумывая, предложить пятьдесят поблей или шестьдесят: выручить за них можно было все двести. Предложить больше, значит, себя же обокрасть. Назначить мало, так юнец возьмет да и поедет в Лондон. Вещи-то редкостные. Правда, одет он бедно, а взгляд тревожный. Наверное, у него спешная нужда в деньгах, и, глядишь, цены своим вещам он толком не знает. Надо его прощупать.

— Вещи старые, и найти на них покупателя будет непросто, благородный сэр, — сказал он вслух. — Решить, хороши ли камни, не так-то легко: ведь они тусклые, не ограненные. Однако, если ты за них лишнего не запросишь, я, пожалуй, возьму их, хоть в этой лавке больше продаю, чем покупаю.

Найджел недоуменно нахмурился. В подобной игре ни его смелое сердце, ни крепкие мышцы помочь ему не могли. Тут новая сила брала верх над старой: купец побеждал воина — из века в век выматывая его и ослабляя, пока совсем не подчинил себе, не обратил в рабство.

— Я не знаю, какую назначить цену, почтеннейший, — ответил Найджел. — Торговаться и выгадывать мне и тем, кто носит мое имя, не подобает. Тебе их цена известна, ведь таково твое занятие. У леди Эрминтруды денег нет, а к нам должен пожаловать король, посему дай мне столько, сколько будет честно и справедливо, и на этом покончим.

Золотых дел мастер улыбнулся. Сделка оказалась легкой и очень выгодной. Он думал предложить пятьдесят ноблей, но, право же, грешно дать больше двадцати пяти.

— Ну, возьму я их, а что потом мне с ними делать? — посетовал он. — Но коли тут речь идет о короле, двадцати ноблей я не пожалею.

Сердце Найджела налилось свинцом. На эти деньги не купишь и половины самого необходимого. Видно, леди Эрминтруда переоценила свои заветные сокровища. Но вернуться с пустыми руками нельзя, и раз красная цена им двадцать ноблей, как заверил его почтенный купец, ему остается лишь с благодарностью взять и такие деньги.

— Ну что же, мне печально это слышать, — сказал он. — Но в подобных вещах ты разбираешься лучше меня, а потому я возьму…

— Сто пятьдесят, — прошептал ему на ухо Эйлуорд.

— Сто пятьдесят, — повторил Найджел, обрадовавшись, что обрел на этих неведомых путях хотя бы и столь смиренного проводника.

Золотых дел мастер даже вздрогнул. Юнец оказался совсем не таким простодушным воякой, каким выглядел. Открытое лицо и ясные голубые глаза всего лишь ловушка для неосторожных. Никогда еще он так не попадался!

— Пустые слова, благородный сэр, — сказал он, отворачиваясь и побрякивая ключами от своих сундуков. — Однако так уж и быть, себе в убыток дам пятьдесят.

— И сто, — шепнул Эйлуорд.

— И сто, — повторил Найджел, краснея при мысли о своей алчности.

— Ну хорошо, бери сто! — вскричал купец. — Обдери меня, как липку, разори и забирай за свои вещи полную сотню!

— Я бы навеки покрыл себя стыдом, если бы обошелся с тобой так скверно, — возразил Найджел. — Ты говорил со мной по-честному, и я никак не хочу чинить тебе убытки. А потому с радостью возьму сто…

— И пятьдесят, — шепнул Эйлуорд.

— И пятьдесят, — повторил Найджел.

— Клянусь святым Иоанном Беверлийским! — возопил купец. — Я переехал сюда с севера, где люди слывут прижимистыми, но уж лучше бы мне торговаться с целой синагогой евреев, чем с тобой, хоть ты и благородного рода. Неужто ты и правда меньше ста пятидесяти ноблей не возьмешь? Увы, ты забираешь весь мой месячный доход. Черное для меня выдалось утро! И зачем только ты зашел в мою лавку? — Со вздохами и причитаниями он отсчитал сто пятьдесят золотых монет, и Найджел, не веря своему счастью, спрятал их в кожаную седельную сумку.

Минуту спустя он, весь красный, осыпал Эйлуорда благодарностями за дверью лавки.

— Увы, мой благородный господин! Торгаш нас все-таки ограбил, — сказал лучник со вздохом. — Мы получили бы еще двадцать, если бы не уступили так легко!

— Откуда ты знаешь, мой добрый Эйлуорд?

— Да по глазам его видно было, сквайр Лоринг. Не спорю, в книгах там или в гербах я мало что угляжу, а вот в глазах у людей читать умею и с самого начала знал, что он даст, сколько дал.