Сэр, простите, ещё кое-что... (СИ)

— Оставь эту романтизацию романтикам Дикого Запада, Стивен, — презрительно процедил другой мальчик, одного с Гарри возраста. — Шкуру мустанга ничто не испортит. Тем более — шкуру Серебрянки, ты посмотри на его морду — уздечку видишь? Нет. Ну и не возникай тогда. Лошадь благородна всегда, и на воле, и в упряжи, и под седлом, и ничто на свете её не осквернит. Об этом говорит только отношение к ней… вот, к примеру, такая картинка: стоят рядом два коня, один — худой рысак, замотанный в мили ремней и веревок, во рту три вида железа — простое грызло, двойной трензель и специальный мундштук, пристегнутый к мартингалу, помимо всего прочего, на той же голове у лошади медиакана, противосвечное кольцо, «душилка», чек и шоры, прости господи… — мальчик перекрестился, это было бы комично, если б разговор не был столь серьезен. — В общем, коня было еле видно из-за ремней, на нем ещё смирительный хомут был.

— А второй?.. — жадно выдохнули ребята, плотным кольцом окружив маленького лектора.

— А второй конь стоял совершенно голый, — продолжил лекцию мальчуган. — Ни седла на нем не было, ни уздечки, ничего… сам упитанный, гладкий, ухоженный, глаз веселый, широко открытый. Тогда как у первого глаз пустой, грустный и обращенный куда-то внутрь себя. Шкура его украшена шрамами, на крупе и плечах свежие следы недавних побоев. Хозяин рысака — спортсмен, дюжий и сильный, он воспитывает своего коня, учит верно держать аллюр, не сбиваться с рыси на галоп, в который тот периодически срывается. Он рвет ему рот железом, ломает шею, бьет за каждый прыжок или скачок.

Хозяин второго коня — инвалид в коляске, но его изумительный скакун потрясающе послушен, бесконечно предан и верен, он предельно внимателен к своему малоподвижному другу: находясь на полной свободе, он делает невероятные вещи — ходит на месте, встает в долгую неподвижную свечку, кружит на одной ноге вокруг себя, ложится и садится, как собака… Честное слово, ребята, я не знаю, как называются все те чудеса, которые он делает.

Дети растерянно задумались, потом один из них, совсем маленький, лет восьми, понимающе воскликнул:

— А я понял! Обе лошади благородны, это отношение к ним разное! Человек, который в коляске, благороден сам, а второй — полный дурак! Я прав, Тоби?!

— Прав, ты всё понял правильно, Майк, — улыбнулся малышу Тоби Зараян.

Северус с легкой улыбкой посмотрел в конец широкой улочки, понимая теперь очень многое и с искренним интересом наблюдая за тем, как полностью «раздетый» Серебрянка со свободной головой и шеей учится не бояться странной повозки, к которой его зачем-то пристегивают. Как он, юморно косясь на колеса, влегает в подперсный хомут, как по просьбе Гарри меняет аллюры и поворачивает туда или сюда. И всё это без помощи железа — во рту у него ничего нет — подчиняясь лишь звонкому мальчишечьему голосу и жестам.

Ну вот и ладно, пусть возятся, оба делом заняты. Сам Северус занимался отдыхом, раз уж он совпал с выходными, да ещё и за границей, в теплой и жаркой стране. Грех не воспользоваться неожиданными каникулами. Вот он и оттягивался, возлежал в шезлонге в маленьком садике у дома, потягивал коктейли через соломинку и наслаждался солнечными ваннами, потому что днем физиология воспринимала жару совсем не так, как ночью, ещё одна любопытная загадка человеческого тела, да…

Всё было хорошо. Прохладные освежающие напитки, тент над головой, интересная книга под рукой, приятная музыка в стиле кантри из магнитофона, верная собака рядом… Кстати, о собаке… С самого утра Северуса донимал толстый ушастый бассет: как только он лег в шезлонг, так и прилип к нему этот пёс, влюбленно глядящий на него. А как ещё понять его поведение? Сидит часами и пялится на гостя, не мигая, сидит, смотрит, смотрит, смотрит… без конца смотрит, а Северус его даже прогнать не может — невежливо потому что.

Любовь бассета объяснилась вечером, когда солнце склонилось к западному горизонту и тени от домов накрыли садик и шезлонг с гостем. Сняв с носа солнечные очки и приподняв голову, Северус замер — возле него стояла девочка, полненькая и кудрявая, она очень внимательно смотрела на него.

— Что?.. — осторожно спросил Северус. Девочка вздохнула и огорченно сообщила:

— Вы заняли место нашего Пса, сэр. Вам никто не сказал, что это его лежанка?

Северус почувствовал, как по его пояснице что-то ползет, свербит и колется. В душу закрались нехорошие подозрения — неужели блохи?.. А он-то думал, что это сено колется… кстати, а почему матрас соломенный? Ой… Вскочив, как ошпаренный, Северус бросился в дом. Бассет проводил его благодарным взглядом, после чего неспешно забрался на свою низенькую длинную кушеточку, которую гость почему-то принял за шезлонг, вытянулся вольготно на боку и испустил глубокий удовлетворенный вздох — наконец-то ему отдали постельку.