Серафим и его братва

«Каннибал» занимал особую нишу в ресторанном бизнесе города. О нем знали все, и в то же время не знал никто. Он был как Летучий Голландец: огромный, сверкающий, в самом центре Отвязного, однако постоянно ускользающий из сферы интересов правоохранительных органов, не говоря уже о людях с невысоким материальным достатком. Те, кто здесь ел, и те, кого здесь ели, были наглухо связаны круговой порукой, коррупцией и взаимными обязательствами, являлись, так сказать, высшей кастой общества, его сливками, и предпочитали не выносить пайку из избы.

Иногда доходило до парадоксов. Так, начальник ГУВД Вячеслав Законный, не потрудившись отойти на несколько шагов от ресторана, где он только что плотно перекусил авторитетом янтарской ОПГ Савелием Лепехиным, на фоне ослепительной галогенной вывески «Каннибал» дал интервью программе «Время», заверив россиян, что людоедство — вздор, навет и клевета на всех приличных людей Отвязного, и на него как на яркий пример законопослушания в частности.

А если серьезно, то равных «Каннибалу» ресторанов было искать и искать, его размах потрясал любое воображение. Судите сами: двенадцать роскошных залов: три банкетных больших, пять банкетных малых и средних, два фуршетньгх, одна королевская комната «Одинокого проголодавшегося гостя» и один Черный зал (доступ в него имели считаные единицы, о чем будет сказано особо). В кабаке работали восемь баров и хорошо отлаженная цепь производственных цехов, где заправляли лучший шеф-повар Отвязного Митя и завпроизводством Николай Стервятник.

Меню «Каннибала» включало в себя традиционные блюда новой русской кухни. Цены варьировались астрономически и гастрономически: от пятидесяти баксов за стограммовую сардельку из голяшки баклана, шестидесяти — за клецки с урлой до пятидесяти тысяч за бефстроганов из корейки депутата ЗакСа и выше (тушеная печенка депутата Государственной Думы Медведева обошлась заказчику в 140 тысяч долларов, а маринованное легкое вице-губернатора Мошонкина — в 120 косых, — что ни говори, два-три достойных автомобиля).

В ресторане круглосуточно звучала живая блатная музыка, его стены украшали живописные картины. Отметим, что на всех картинах было так или иначе изображено одно и то же, черное, как безлунная ночь, лицо основательницы и хозяйки «Каннибала» Эммануэль Петровой — русской по происхождению, француженки по документам, африканки по варварскому складу характера и, наконец, американки, если судить по набитому кошельку. Где она только не побывала за свою кошмарную жизнь, кто ее только не рисовал… На самом видном месте в «Каннибале» висел черный восьмигранник с дырочкой, принадлежавший, если верить Эммануэль, кисти самого Пикассо. Портрет так и назывался: «Эммануэль Петрова, многогранная жидовка» (почему жидовка, до сих пор никто не знает). Далее шли полотна менее известных мастеров: «Сволочь Эммануэль давит на черную ляху в горах», «Влюбленная стерва Эммануэль в Париже», «Гнида Эммануэль и Аль Капоне в Чикаго», «Каналья дель Эммануэль кидает сицилийских макаронников», «Гонза Эммануэль торчит в Гонконге на траве», «Падло Эммануэль жарит колумбийского полисмена на сковородке» и прочее, и прочее — все чернее и порочнее краски, все неприличнее названия портретов, так что довольно с нас вышеперечисленных.

Каким же ветром занесло Эммануэль Петрову в Отвязный край? Сие есть кромешная тайна, покрытая леденящим мраком, впрочем, как и все, что связано с Эммануэль. Остается лишь предполагать: если это был не ураганный порыв крайне неблагоприятного антициклона, то прилетевший из дальних мест смерч торнадо. Женщина-призрак, женщина-легенда, Эммануэль в свои преклонные годы оставалась неуловимой, словно девственница. Она могла возникнуть то в одном уголке земного шара, то в прямо противоположном. По белу свету ее десятилетиями безуспешно шмонал Интерпол, ей шили безразмерные тома уголовных дел ФБР, ФСБ, Моссад, английская полиция и французская жандармерия. Спецслужбы практически всех цивилизованных государств мира имели на нее зуб, поэтому проще назвать тех, кто не искал Эммануэль: до нее не было дела лишь правительствам Сингапура, Бурунди и Вануату, остальным странам и континентам эта чернокожая бестия умудрилась подложить в кастрюлю ту или иную влиятельную свинью.

Предпочитая даже в пределах собственного кабака оставаться в тени, Эммануэль редко светилась. На ней неизменно были надеты черные чулки, черное платье, на голове красовался дрэд из мелких черных косичек с вплетенными в волосы черными жемчужинами; ногти, которые могли легко выдать Эммануэль характерным розовым отливом, покрывались исключительно черным лаком. Из двенадцати залов ресторана Эммануэль отдавала предпочтение Черному: только тут она могла чувствовать себя в безопасности. В случае приближения угрозы ей было достаточно закрыть белые глаза — и сам черт не отличил бы ее от окружающих предметов.