Серафим Саровский

Сестра Ксения Васильевна вспоминала, как отец Серафим говорил:…Благословила Матерь Божия и церковь свою выстроить, матушка! Во, радость моя, благодать-то у нас какая: и мельница, и церковь, и земля, и все-все свое у нас будет! Это я тебе говорю, а ты умолчи до времени». Ксения хотя и слушала батюшку, но странным казалось ей: как это все может случиться, когда ничегошеньки нет у обители, а сама земля — чужая кругом. Тогда отец Серафим, провидя ее мысли, взял за руку и произнес: «Ведь вот ты какая! Говоришь, что любишь меня, а усомнилась и не веришь убогому Серафиму! Поверь, поверь мне, матушка, все это свершится!» Вид отца Серафима был при этом чудесен и исполнен благодати Духа Святого.

По прошествии времени вспоминала другая сестра Домна Фоминична:

«…Ничего еще не имея, жили мы все в одной келийке, потом постепенно выстроил нам батюшка еще келью, больничную, после еще, а сестры-то все прибывали да поступали, и приказал нам батюшка, кроме этих четырех, еще выстроить большую келью, сказав: «В ней госпожа будет жить!» Мы все так и думали, что в нее приедет жить какая-либо высокородная госпожа-барыня, но все нет да нет никого.

Скончался наш батюшка, а по кончине его принесли к нам прямо в эту келью и поставили чудотворную икону Божией Матери «Умиление», пред которой на коленочках во время молитвы и отошел, словно будто и не умер. Стал этот корпус наш трапезным, и тут только поняли мы все, о какой Великой Госпоже предрекал нам батюшка! И все служили мы Ей, не переставая читали акафисты! Так вот, все, все знал батюшка, ему все открыто, и по вере к нему собирались мы жить все равно что на пустое место: было одно лишь голое поле, да и то чужое, а к смерти батюшкиной явились у нас и кельи, и корпуса, и церковь, и канавка, и земля своя, а по кон-чине-то его пришла Сама Матерь Божия и поселилась у нас. Теперь вот 1887 год, и дожила я, как предрекал мне то батюшка, и все совершилось, и чего-чего только нет у нас! И во сне тогда никому бы такого не приснилось!»

«Лавра-то будет кругом, то есть за канавкою, в обители матушки Александры, потому что как она была вдова, то у ней могут жить в обители и вдовы, и жены, и девицы, а киновия будет только внутри канавки, и так как я, убогий Серафим, был девственник, то и в обители моей будут жить одни девицы, — говорил отец Серафим и прибавлял: — В общежительной обители легче справиться с семью девами, чем с одной вдовицей».

По мудрым наблюдениям старца такое разделение необходимо. Потому что жены, проведшие несколько лет приятной жизни в замужестве, могли рассказывать о том девицам, действуя разрушительно на мирное состояние их духа, столь необходимое для точного соблюдения духовных обетов. Другая могла быть в замужестве несчастной и своими печальными повестями о семейных неурядицах бросала бы несправедливо мрачную тень на богоучрежденное в человеческом роде брачное состояние. Старец замечал еще, что в супружеской жизни женщина часто приобретает такую настойчивость в характере, упрямство, которое трудно потом исцелить.

Жизнь первых сестер Мельничной общины была неимоверна трудна. Они должны были вести строгую жизнь и, кроме духовных подвигов, занимались тяжелым физическим трудом. Для работ, непосильных девице, при мельнице находился еще старец-работник. Старица Е. Е. Аламасовская (монахиня Евпраксия) вспоминала такой случай. «По благословению батюшки мое послушание было молоть на мельнице: нас всегда было в череде по две сестры и один работник. Раз прихожу я на мельницу одна, а работник говорит, что с одной не будет молоть, и ушел в Вертьяново. Я горько заплакала и закричала громко: «Батюшка Серафим! Ты не спастись меня привел сюда!»

Ветер был страшный, мельница молола на два постава, наконец, сделалась настоящая буря. Я заплакала во весь голос, потому что не поспевала засыпать жита, и вдруг в отчаянии легла под камни, чтобы они меня задавили. Но камни тотчас остановились, и явно передо мной встал батюшка Серафим. «Что ты, чадо, вопиешь ко мне? Я пришел к тебе. Я всегда с теми, кто меня на помощь призывает, — явственно сказал он. — Я вот, матушка, просил барышень, но они отказались, потому что груба пища да бедна община. Я упросил Царицу Небесную, Она благословила мне набрать простых девушек, вот, матушка, я и собрал вас тут и прошу послужить мне и моей старости, а после буду я присылать к вам всякого рода и из дворян, купечества, духовного звания и высоких родов. Звал я многих высокого-то звания — не пошли: в начале трудно-то было бы жить, вот и призвал я вас. Вы теперь послужите, а кто после придет, послужит и вам».