Серафимо-Дивеевские предания

Уже вечерело, когда мы, выйдя из храма, направились к канавке, которая освящена была, по словам преподобного, стопочками Самой Богоматери и которой он придавал такое особое значение. Медленно двигались по ней безмолвные фигуры инокинь, перебирая четки и тихо шепча молитвы. Канавка представляла собой довольно большую насыпь с рвом наружу, поверх нее пролегала хорошо утрамбованная дорожка, обсаженная большими деревьями.

Склоны канавки поросли травой и полевыми цветами, которые верующие собирают и хранят как святыню. Пошли по канавке с молитвой и мы.

Непередаваемо было ощущение умиленности, когда и мы прикоснулись к этой благодатной тайне и как бы влились в поток душ человеческих, вот уже более столетия непрерывно струящихся, по завету преподобного, за Царицей Небесной, по Ее следам.

Много чудесного заключено в Дивееве.

Само Дивеево представляет собой чудо, но, пожалуй, наибольшее из них — это канавка.

С последним вздохом преподобного была закончена и Канавка, которой суждено в будущем быть защитой от самого антихриста. Весь смысл, вся полнота этой сокровенной тайны, конечно, была открыта одному только преподобному, нам же, грешным, дано только прикоснуться к ней как бы краем ризы и свято верить словам преподобного, что ни один камешек в Дивееве не был положен без указания Царицы Небесной.

В истории Дивеева немало записано случаев, когда сам преподобный видимо являлся некоторым из верующих, то как бы странником, то иноком, иногда даже вступавшим в беседу и вдруг исчезавшим из глаз.

Несколько раз обошли мы канавку с молитвой и все не хотели уходить, так легко и радостно было на душе.

Совсем в темноте вернулись мы домой. Нас встретила, как всегда, мать Киприана. На столе уже шумел самоварчик и стояло около десятка блюдец с самым разнообразным по характеру угощением: тут было и брусничное варенье, и грибки в маринаде, и огурчики, и всякие другие яства.

— Откуда все это, матушка? Кого нам благодарить за это внимание?

— Сестры-то наши узнали, что в обители дорогие гости, и каждой хочется утешить хоть чем-нибудь.

С благодарностью отведали мы этот дар любви сирот Серафимовых, и с тех пор, когда бы мы ни возвращались домой, к обеду ли, к ужину, нас всегда ожидало на столе какое-нибудь новое «утешение». Однако на все попытки с нашей стороны добиться от матери Киприаны возможности лично поблагодарить хоть одну из виновниц этого «утешения» всегда следовал неизбежный ответ:

— А вы не тревожьтесь, ведь сестры это делают от чистого сердца, а вы хотите отнять у них радость, которую посылает им батюшка — приветить его гостей.

Однажды, когда мы были в Сарове и вернулись домой, все белье наше было выстирано, выглажено и лежало горкой на постели.

Сама мать Киприана при нашем отъезде категорически отказалась взять некоторую сумму денег, которую мы настойчиво умоляли ее принять, и только видя наше неподдельное огорчение, наконец, приняла ее.

— Ну что с вами поделаешь, не нужно бы этого совсем, ой как не нужно, ну да так и быть, возьму уж грех на свою душу. Езжайте с миром.

Пишу об этом со слезами на глазах, вспоминая всю нелицемерную и трогательную любовь, приветливость, желание всячески обласкать и заботу сирот Серафимовых о каждом, кто посещает земную обитель убогого Серафима.

Рано утром на другой день в нашу келию кто-то тихо постучал, и вошла неизвестная еще нам монахиня средних лет с удивительно приятным и добрым лицом.

— Я слышала, что вы из Киева, — начала она, — и, вероятно, знаете М. И. друга нашей обители, и мне захотелось поэтому повидаться с вами, и, возможно, услужить чем.

— От души рады, матушка, вашему приходу и знакомству. Самую большую услугу вы могли бы нам оказать тем, чтобы показать нам святую вашу обитель. Мы ведь впервые здесь и еще многого не знаем.

— Вот и прекрасно, после храма пойдем по обители!

— Как же величать-то вас, матушка? — спросил я.

— В монашестве ношу я имя Александра, а в обители меня все зовут просто Саней, — отвечала наша новая знакомая.

— Значит, вы и есть та мать Александра, о которой столько доброго рассказывал наш общий друг М. И.

— Если доброго, — усмехнулась матушка, — то, значит, не обо мне шла речь, поспросите кого другого, ведь насмешник-то наш М. И. любит пошутить.

После утреннего богослужения и краткого отдыха отправились мы с матерью Александрой по обители.

Начали мы с осмотра Казанской церкви. Верхний храм в честь Рождества Христова, небольшой, но светлый и уютный, нижний, в честь Рождества Богородицы, построенный по особому указанию преподобного, совсем маленький, подземный, с четырьмя поддерживающими его столпами.

«Во, радость моя, — говорил преподобный, — четверо столпов — четверо мощей!»

С правой стороны храма расположена могилка-склеп первоначальницы Дивеева монахини Александры, в миру Агафьи Мельгуковой, рядом покоится дивная раба Божия схимонахиня Марфа, далее Елена Мантурова61.

Впереди них, окруженная чугунной решеткой, — могила Н. А. Мотовилова, великого защитника заветов преподобного, «служки Божией Матери и Серафимова».