Серая башня

Он и раньше слышал, что город четырехликой богини держится только на ее милости, а ее сила питается жертвоприношениями и щедростью царской власти; что колодцы, благодаря которым возник и существует самый город, ведут прямо в преисподнюю, и демоны не выбираются из них только из страха перед богиней. Очевидно, теперь страх перестал сдерживать их, и они вышли наружу, чтобы попировать вволю.

Замирая от ужаса и отвращения, Конан прислушивался к тому, что происходит снаружи, но никаких звуков, кроме шуршания крыс и тихого жужжания мух, не слышал. Демоны ушли или погибли.

Затем раздался звон колокола. Конан вздрогнул. Колокол умолк так же внезапно, как начал звучать.

Конан соорудил из имеющегося в зале материала подобие веревки и спустился из окна на улицу.

Спускаясь, он посмотрел вверх, на башню Шеват, и пораженно остановился. Башня опустела. Ликов богини на пей больше не было, вершина башни стала совершенно гладкой, и солнечные лучи свободно скользили по ней.

На северо-восточной улице Конан заметил куски тел в знакомой одежде. Оторванные головы в остроконечных шлемах, разломанные квадратные щиты, короткие мечи. Телохранители царицы успешно сражались с демонами. Об этом свидетельствовало множество останков порубленных демонов: щупальца, головы, многосуставчатые ноги, полупереваренные люди из разрезанных животов... Жуть охватила Конана, когда он приставил, как выглядели эти отвратительные существа, когда были еще живы.

Телохранителей Аринны оказалось здесь достаточно много, и Конан с уверенностью сделал вывод: они сопровождали царицу, а не просто совершали вылазку на улицу.

Конан снова услышал звон колокола. Он побежал по улице, спеша увидеть живого человека и поговорить с ним. Он собрался закричать, чтобы тот, звонарь, тоже узнал о существовании другого живого человека, и полез через проем в стене на базарную площадь.

Крик застрял у Конана в глотке, когда он увидел, кто в самом деле дергает за веревку, заставляя петь треснувший колокол. Бледный труп, из которого высосали кровь и переломали кости, был повешен на языке колокола и шаловливый ветер таскал его, заставляя бить в набат, словно требуя помощи от других мертвецов. Ибо никакого сомнения в том, что живых в городе пет, не осталось.

Конан вернулся на северо-восточную улицу и двинулся по следам Аринны.

* * *

Следы царского кортежа обрывались у северных ворот города. Дальше эти следы терялись среди множества других. Сломанные тележки, паланкины, разорванные тюки, похожие на рыб, которых начали потрошить, всякая домашняя утварь, домашние алтари и статуэтки богов — у многих богов не хватало какой-нибудь части тела или атрибута, — втоптанные в землю лепешки, пирожки, конфеты, фрукты, орехи, пустые бурдюки и кувшины... Все это свидетельствовало о том, что многим все же удалось бежать из города. Судя по брошенным вещам, в основном — людям бедным, которые жили у самых ворот.

Копан на всякий случай решил убедиться, что кувшины пусты. Он шел зигзагом и пинал все подозрительно целые кувшины. Ему улыбнулась удача — один из кувшинов покатился не так легко, как остальные. Конан подобрал его и потряс. Внутри что-то бултыхалось.

Конан откинул крышку на пружине и понюхал.

Вино. Слабое, но вино.

Он приложился к кувшину и убедился, что обоняние его не подвело. Вино было из молодых и простецких, но сейчас, когда Конана мучила жажда, оказалось весьма кстати.

Нагой труп девушки у дороги напоминал о том, что покинуть город, кишащий демонами, еще не значит оказаться в безопасности. Человек, как известно, — зверь безумный и не щадит сородичей ни при каких обстоятельствах.

Конан подошел к ней и в знак восхищения вылил немного вина ей на голову. Бледное лицо девушки наполовину закрывалось густыми шелковистыми черными волосами, но все равно было заметно, что оно красиво.

* * *

Птицы предупредили Конана о появлении людей. Незнакомцы спускались с холма по неширокой боковой дороге, посыпанной гравием. Одежды их были серыми и грубыми. Никаких украшений, если не считать красных кантов на воротниках, иолах и рукавах. Мужчины были все в одинаковых штанах и рубахах. Женщины — в одинаковых платьях. На ногах у тех, и других были деревянные сандалии. За спинами у всех были плетеные кузова разного размера, в зависимости от роста и сложения каждого. Несмотря на нищету, эти люди улыбались. Они увидели Копана и замахали ему руками. Он остановился.

Первым к нему подбежал мальчик, второй — девочка. Девочка остановилась в отдалении и засунула палец в рот, а мальчик дотронулся до его пояса и принялся щупать его. Конану это не понравилось — пояс хоть и был из грубой свиной кожи и весьма потертый, но в нем содержалось немалое достояние — сто серебряных монет. Конан легонько, но настойчиво отстранил назойливого маленького крестьянина.

— Феляска, не трогай дядю! — закричала женщина.

— Правильно мама говорит, — заявил Конан. — Не трогай.

Девочка вынула палец изо рта и подтвердила:

— Не трогай, Феляска!