Серая слизь

Ну – потерял?.. Кажется… Нет – вон она! Еле видна уже… Быстрее! Улочка – Алекша, если верить табличке, – едва освещенная, узенькая, уходит вкось и чуть под горку. Справа что-то панельное, слева что-то деревянное, подворотни, фигуры в тени. Кристи сворачивает влево. Бегу.

Совсем какой-то дохлый переулок, кривые заборы с граффити: “Батя”, “Бабы суки” (без знаков препинания). Баба-сука вышагивает очень быстро, словно вот-вот сама на бег перейдет. Кажется, целенаправленно. С трудом вижу ее.

Ничего не понимаю – но совершенно мне все это не нравится…

А может, ну ее на хрен?.. Не, ребята, хватит с меня этих риэлити-шоу. Эту мочалку я разведу на разъяснения.

Двор. Полуутопленная в землю – словно средневековый собор, вокруг которого за века культурный слой нарос, – котельная. Дощатые сараи, затоваренная помойка с отдельно лежащим диванным валиком. Где она? Груда булыжников. Кусты. Где? Вон… Подворотня в противоположном конце двора – в ней Кристи и скрывается. Она что, оторваться пытается? От меня? Да не должна была она меня заметить… Снова бегу.

Улица Приежа. Сосновая то бишь. Ну, насчет “улица” – это они ей польстили… Вовсе уже трущобы пошли. Кристи двигает вправо – в ту сторону, где эта При-ежа упирается в заводские ворота (синюшно светят лампы, уходят в неразличимую темень громадные дымовые трубы разного сечения). Ага, опять по мобиле говорит – и снова озирается. Указания, что ли, получает?..

Куда она – на завод? Нет, дойдя до заводского забора, сворачивает вправо. Что за зигзаги, блин? Или она сейчас хочет к Дунтес вырулить? В той же стороне, кажется, Дунтес – большая улица…

Бегом-бегом. Ну е-мое… – щель между забором и кривой халупой, спуск вниз, темень – глаз коли, скольжу на мокрой грязи…

Дождь принимается валить стеной. Ни одного фонаря не горит в этом дворике. Темные массы сгрудившихся двухэтажных домов еле различаются в потемках (и одно только тлеет гнойным светом чердачное какое-то окошко). Ни черта не видать. Никакой Кристи тоже…

Бреду сквозь стену воды, на ощупь практически, пытаясь вслушиваться. Бесполезно. Один ровный, тяжкий, плещущий шорох, да клекот потоков в сточных желобах. Нет, тут тупик. А, вон там подворотня, вроде – тоже темная…

Я уже почти захожу в нее, когда сквозь шипение и шлепанье дождя различаю приглушенные голоса. Замираю. Говорят – тут, в подворотне (ее стены сыро резонируют). В двух шагах. Напряженно. Но вполголоса. В четверть голоса. Ничего не разобрать, кроме того, что один из голосов, кажется, женский. Кристи? Хер знает… Другой, кажется, мужской.

“А мне насрать!” – неожиданно громко: женщина. Точно Кристи! Ругаются, ну да…

Я – у самого угла, я боюсь из-за него показаться, несмотря на темень: слишком уж ЭТИ близко. Метрах, может, в четырех. Если не в трех. Дьявол, ни слова не разобрать… Дождь висит на плечах, как экспедиционный рюкзак, с козырька капюшона – струйки.

Вдруг голоса замолкают – им на смену приходят быстрые и совсем уж невнятные звуки. Вроде короткой возни, чьего-то оханья. Небольшая пауза. Шаги? Какие-то неровные… Удаляются? Кажется… Я наконец высовываюсь из-за угла. И ничего, конечно, все равно не вижу.

Звонкий хлопок – как автомобильная дверца. Или капот, или багажник. Где-то у выхода из подворотни. Еще такой же хлопок. Начинает урчать стартер, и одновременно метрах в пяти-шести передо мной загораются красным задние фары машины. Я шарахаюсь назад – здесь, в этом каменном коридоре, я как на ладони. Но машина стоит ко мне боком – я вижу только багажник. Странно покатый багажник. Какая-то, кажется, сильно старая тачка…

Машина чуть сдает задом – кажется, это старая “Волга”, воспетый Рязановым “ГАЗ-21”, что вдруг сделался в последние годы культовым и дорогим. Разворачивается – мордой в противоположную от подворотни сторону. Я бегу вперед, выскакиваю под ливень – в следующий крошечный дворик. “Волга” притормаживает на выезде из него, собираясь сворачивать на Дунтес, пропуская идущие по ней тачки. Она в этот момент стоит под фонарем, и я разбираю, что стекла у нее тонированные, что “двадцать первый” покрашен в тот самый сиреневато-розовый цвет, какового цвета “кадиллак”, фигурирующий, помнится, в “Wild at Heart” и “True Romance”, Элвис – если опять же верить кино, “Достучаться до небес”, – подарил некогда своей маме. И еще разбираю – номер. DH-1777. Латвийский.

Через пару секунд “Волга” мягко газует (может, и движок ей сменили), выруливает на Дунтес и исчезает в сторону центра. Вот и все.

Я бессмысленно топчусь во дворе, потом зачем-то возвращаюсь в кошками воняющую подворотню. Отбрасываю капюшон. Что тут произошло-то? Достаю зажигалку. Щелкаю, свечу по сторонам. Пятна на стенах, полустершиеся граффити. Свечу под ноги. Делаю пару шагов, снова свечу вокруг. Вниз.

Я стою прямо в небольшой темной луже. Я приседаю, опускаю зажигалку. Что растеклось по растрескавшемуся асфальту, понятно сразу – хотя в таком количестве я ее не видал, наверное, все-таки никогда. Кровь.

26

Звонит Лера – опять что-то случилось. Маховский пропал.