Сербия о себе. Сборник

Вопрос о партийной форме не менее важен, чем содержание программы. Напротив, анализ программ покажет, что оба эти аспекта тесно связаны и что организационные перемены в Демократической партии и Демократической партии Сербии произошли как следствие перемен в их политике со смещением от гражданского центра к правым, национально ориентированным партиям. В результате приближения к популизму эти партии утратили структуру современных партийных институций, которую они вначале тщательно соблюдали. Демократическая партия публично провозглашала приверженность принятию решений в рамках партийных органов – Исполнительного и Главного комитетов (тогда еще отдельных), которые созывались по поводу каждого более или менее важного политического вопроса. Отказавшись от демократической формы и процедуры, Демократическая партия (ДП) и Демократическая партия Сербии (ДПС)[87] стали вождистскими, частью авторитарной культурной модели, доказывая ее актуальность и поныне. Лучше всего это демонстрируют результаты Демократической партии на выборах: в период своей приверженности процедуре и центристской политике она на выборах 1990 г. получила всего 7% голосов, а в период Джинджича на выборах 1993 г. – 16,4%.

Вук Драшкович, председатель СПО

Косовская и югославская проблемы в национальных программах

Политическая и общественная обстановка в Сербии, условия возникновения партий и тип их организации решающим образом влияли на их идеологию и политическую деятельность. Анализ источников показывает, что политику сербской оппозиции следует рассматривать на двух уровнях: на уровне программы и на уровне политической деятельности.

Изучение партийных программ, программных и предвыборных речей лидеров, а также источников, сообщающих об основном политическом курсе партий, свидетельствует, что соперничающие партии выдвинули одни и те же национальные программы. Такую же программу предложила и правящая Социалистическая партия Сербии (СПС)[88], таким образом сербский плюрализм заключался в дилемме между коммунистическим и антикоммунистическим национализмом. Имея единую с режимом программу, партии тратили время, соревнуясь друг с другом и с властью в «патриотической» игре, причем власть имела в ней значительные преимущества (например, армию). Партии пытались оппонировать власти, углубляясь в национальный экстремизм, в результате чего потеряли демократический облик, упустили возможность поставить насущные для брошенного на произвол судьбы сербского общества вопросы и доказать, что можно действовать и мыслить иначе. По текстам, опубликованным в церковных вестниках и еженедельнике «Книжевне новине» («Књижевне новине») видно, что впервые будущая оппозиция затронула национальный вопрос в 1986 г. Проблема Косова была поднята именно так, как ее сформулировал Слободан Милошевич, критикуя конституционный порядок Югославии: как право Сербии на государственность и право сербского народа на равноправие. Эта демагогическая формула несла в себе суть программы, которая впоследствии приведет к распаду Югославии.

В конце 1980-х гг. часть сербской интеллектуальной элиты, которая позднее организует оппозиционные партии, сформулировала косовскую проблему на мифологическом уровне и подготовила интеллектуальную базу политики Милошевича. В мае 1987 г. Любомир Симович[89] (позднее член непартийной части ДЕПОС[90]) с трибуны Союза писателей произнес слова, с которыми четыре месяца спустя Слободан Милошевич пришел к власти. «Сейчас или никогда, – сказал Симович, – первые слова, произнесенные униженным и оскорбленным народом, вновь обретшим дар речи… Этот народ восстал и теперь выдвигает требования и назначает сроки тем, кому до сих пор покорно подчинялся». Позднее эти идеи будут использованы властью как «воля народа».

О «гласе народа» как важнейшем доводе заговорила в середине 1980-х гг. национально ориентированная интеллигенция и те ее представители, кто впоследствии сформировал партии. «Народ» как политически значимое явление они противопоставили тогда еще неприкосновенному «рабочему классу», создав иллюзию, что речь идет о новой и иной политической концепции. Иллюзия новизны основывалась на изображении «народа», который, имея душу и плоть, стенает под тяжестью истории и своей «реальностью» заменяет уже изживший себя, абстрактный «рабочий народ». Замена одной коллективной силы на другую сделала невозможными глубокие политические перемены, а переход от «рабочих» к «сербскому народу» позволил незаметно подменить тоталитаризм во имя класса тоталитаризмом во имя нации.