Итак, Киево было буфером между сербскими силами в селе Полачи над Книном и другими, такими как Цивляне, Цетина, источники Цетины и др. В тех сёлах находились силы ЮНА и сербское население, а Киево нас от них отрезало. Мы должны были провести толковую военную операцию, которую новый командир корпуса Шпиро Никович поначалу не одобрял. (Предыдущее начальство было переведено в другую часть, а новым начальником Штаба корпуса назначен полковник Ратко Младич.)
Шпиро был против этой операции, чего мы как солдаты, не могли простить ему, потому что в Киево были захвачены в плен наши солдаты. Некоторые из них сутками находились в бронетранспортёрах, из которых не смели выйти из-за усташей и местных жителей. Ни за водой, ни за чем другим. К счастью, у нас с ними была радиосвязь. И поэтому мы знали, что с ними происходит. Один раз лейтенант, командир того взвода, выходит на связь и говорит Младичу:
— Товарищ полковник, мы даже не можем в туалет из-за них сходить!
А Ратко ему отвечает:
— А каска на что? Приспосабливайся!
В такой ситуации мы должны были провести операцию, пусть и без ведома Шпиро Никовича. Когда наши части 26 августа вошли в Киево, мы с Ратко в одном хорватском посёлке взяли в плен двенадцать вооружённых усташей, загнав их в ущелье. Мы вдвоём прорвались к ним, и там было на что посмотреть: вооруженные усташи как обычно нацелили своё оружие на окруживших их хорватов, штатских лиц, чтобы, если мы к ним двинемся, перебить их в первую очередь! У каждого из усташей — а все они одинаково подстрижены — на затылке изображена «шаховница»![47]
И всё равно мы их взяли.Тогда же Ратко захватил и 12-миллиметровую зенитную пушку, но без прицельного устройства. Тем не менее берём её, прикрепляем к «пуху» Младича и они отправляются колонной на Книн. Я отстаю и нахожу ещё одну такую же пушку, только с прицельным устройством. Привожу его в Книн и показываю Ратко. Ну, тут он чуть с ума не сошёл:
— Да ты меня, малый, переплюнул! Я знал, что ты своего не упустишь!
Вот таков был Ратко. Он поднял боевой дух армии и настроение людей на заоблачные высоты. Всего за неделю все в Крайне о нём знали. И когда он появлялся в каком-нибудь из местных сёл и говорил: «Я — Ратко Младич!», люди не могли в это поверить: «Разве возможно, чтобы такая легендарная личность появилась именно в нашем селе!»
В Велика-Главе в конце июля 1991 г. линия фронта практически сформировалась, и ситуация там была крайне тяжелой. Прибыла команда из Белграда, из Федерального министерства внутренних дел, чтобы помочь нам в качестве посредников при проведении переговоров между сербской и хорватской сторонами, сыграть как бы роль буфера, но всё это было бесполезно. Тогда Ратко опять всё взял в свои руки. Как-то вечером сказал: давай посмотрим, где расположились усташи, и убедим их отойти на прежние позиции, а уж потом пусть делегация из Белграда ведёт с ними переговоры и по другим вопросам. В действительности, первым делом нужно было освободить сербскую деревню Велика-Глава. В предыдущую ночь усташи её заняли. Я ему говорю:
— Шеф, у нас не получится!
Он заартачился:
— Если ты не можешь, пойду один!
Ну как это один? Куда он, туда и я.
Разулись. Он — в одних шерстяных носках. Мы двинулись через виноградник, зашли к ним с тыла. Он увидел винтовку, прислоненную к лозе: «Гляди: хороша! Таких у нас нет!» — и велел мне её взять.
Я ни в какую, что-то мне мешает. Так и не подошёл к ней. Когда на следующий день мы пошли на переговоры, владелец того виноградника, в котором засели усташи, зашёл в него и — остался без ноги! Усташи там оставили мины.
Тогда мы впервые в деревушке Цивляне увидели зарезанных сербов: 70-летнего старика и старуху. И осла. Стоял июль месяц, страшная жара. Пустая деревушка. Во дворе — заколотые старики и осёл!
Здесь жили очень богатые хозяева. По-настоящему богатые! Выращивали виноград, имели лучшие вина, копченый окорок…
Всё, что усташи не смогли съесть, выпить или унести с собой — всё это раскидали по улицам, дворам, дома разрисовали усташескими знаками. Всюду смрад, кровь, разрушения, ужас.
Думаю, всё это, да ещё воспоминание о том, как четники изнасиловали его мать, а усташи убили отца, определённо повлияло на Ратко. Для него — что четники, что усташи — один хрен! Но он был сербом, и именно это его поддерживало в борьбе! От начала и до конца войны. И до сей поры.
3 сентября 1991 г. Шпиро Никович уехал в Белград и больше не вернулся. После него к нам приехал один действительно опытный офицер, настоящий герой — Владо Вукович. К сожалению, погиб.
А усташи уже настолько окрепли, что нам приходилось вести с ними упорную борьбу. Вот тогда так и случилось, что Ратко Младич и нас пятеро взяли в плен Сплитский батальон Союза национальной гвардии — свыше 400 человек. Командиром у них был Златко Радовникович, капитан первого класса запаса. Мы их взяли в плен под горой Промина.