Сердечная подруга

Пожалуй, он был прав. Я взял лист бумаги, конверт, ручку и устроился за столом.

– И что мне написать?

– Что уезжаешь на несколько дней. Что думаешь о ней. И, когда вернешься, хочешь сразу с ней увидеться. Все!

Свое коротенькое письмо я закончил строчкой «Я тебя люблю».

* * *

В «Дочиоли» я приехал одновременно с ордой американок. Они как раз высаживались из минибуса. Громкое чавканье набитых жвачкой ртов, короткие шорты, гнусавый английский… Эти дамы своим громким смехом моментально разрушили обычную для пансиона атмосферу покоя.

Миссис Уэзерби совсем сбилась с ног, Франческа едва поспевала за хозяйкой. Она недавно вышла замуж и забеременела, и теперь бегала по пансиону с раскрасневшимися щеками и вспотевшим лбом. Хотспур, напуганный шумом и суетой, спрятался в свою конуру. Оттуда торчал только его подрагивающий нос. И лишь мистер Уэзерби стоически, как и положено истинному джентльмену, переносил это американское нашествие.

Их было шестеро: Лиз, Карла, Нэнси, Китти, Холли и Джи-джи, и все они недавно пережили бракоразводный процесс. Вместе они организовали ассоциацию – «The Lunch Club» в Форт-Лодердейле, штат Флорида. Целый год они откладывали деньги на эту поездку. Говорили дамы так громко, что у меня заболели уши.

Мне больше всех понравилась Карла. Она все время повторяла «Oh, my God!»[10] и произносила эту короткую фразу как одно слово – Омайгод. Каждый раз, когда она ее озвучивала, ей вторил целый звериный хор: Джиджи смеялась как гиена, Лиз мычала, Нэнси ржала, а Китти лаяла.

За обедом они наперебой рассказывали, через какие муки им пришлось пройти при разводе и о главных событиях в своей новой, независимой жизни. Ничто не было от нас сокрыто: Холли стала фригидной, Лиз поверила в Бога, Нэнси попробовала себя в сексуальном свинге (но без особого успеха), Карла похудела на десять килограммов, Китти набрала двадцать, а Джиджи увеличила себе грудь и уменьшила живот.

Я ускользнул из столовой, проглотив последний кусочек тирамису. Мастерская Венди показалась мне оазисом покоя. Тишина. Никто не хохочет. Никто не кричит Омайгод…

На следующий день я проснулся с ощущением тревоги. Разве я не решил сегодня утром отправиться во Флоренцию на «фиате» миссис Уэзерби? Но как подступиться к этому Лоренцо Валомбре? За ночь подходящего предлога я так и не придумал.

Найти палаццо Валомбра оказалось просто. Похоже, в городе все знали этот дом. На улице Торнабуони мне указали на средневековую крепость, роскошную и одновременно суровую.

Впервые увидев этот великолепный дворец, испытала ли Констанция восхищение, как я? Решилась ли она подойти поближе к огромной двери на сером фасаде, над которой располагался изваянный из камня щит с гербом, или стояла и рассматривала ее издали, как я? Значит, здесь вырос Лоренцо Валомбра, наследник могущественного флорентийского рода, здесь Констанция с ним познакомилась, здесь расцвела их любовь…

Какое-то время я стоял, рассматривая дверь и окна. За эти несколько минут никто не вошел в импозантное здание и не вышел из него.

Найду ли я в себе смелость постучать в эту огромную дверь и сказать слуге, который мне откроет, что я желаю видеть хозяина дома? Сам того не ожидая, я испугался. Почему бы мне не отправить ему записку или, быть может, позвонить по телефону и назначить встречу?

И все же сначала я хотел посмотреть на Валомбру, понять, каков он из себя, чтобы потом узнать его. Ближе к полудню из дома наконец вышел высокий мужчина в черном. Мое сердце забилось быстрее.

Констанция очень точно описала его в письме. Борода, худощавое телосложение, темные глаза, нос с горбинкой… Лоренцо Валомбра двигался стремительно, горделиво подняв голову и нахмурив брови. Наверняка ему редко случалось улыбаться. У меня на глазах он затерялся в толпе. Я не осмелился пойти следом. Через три четверти часа он вернулся и быстрым шагом направился к дому.

«Сейчас или никогда!» – сказал я себе. Я увидел его, сейчас он дома. Оставалось только постучать. «Смелее, Бутар! Не тормози!» – подзадоривал я себя. И все же меня тошнило от волнения. Как жаль, что я не догадался заранее подготовить маленькую речь!

Вдруг толстая створка двери открылась, и лакей в ливрее смерил меня презрительным взглядом.

– Prego?[11] – спросил он с ледяной вежливостью.

Он высокомерно посмотрел на мои джинсы, тенниски и свитер. Наверное, принял меня за обычного туриста. Я, заикаясь, спросил, говорит ли он по-французски. Он помотал головой и захлопнул дверь у меня перед носом. Ты был сногсшибателен, Бутар! Я постучал. Однако лакей, догадываясь, что это снова я, не соблаговолил открыть. Я же не осмелился попытаться еще раз.

После этой «блестящей» попытки, расстроенный, я вернулся в «Дочиоли». Поскольку пообещал миссис Уэзерби вернуть машину к четырем пополудни.

* * *