Сердца четырех

Выжатая жидкость стекла в бидон. Ребров стряхнул выжимки в ведро и положил на станину пресса другую половину. Пресс раздавил ее, жидкость стекла в бидон. Ребров стряхнул выжимки в ведро. Через полчаса вошли Ольга и Сережа. Почти вся кровь из трупа стекла в бидон. Ребров взял электронож, отрезал часть ягодицы, передал Ольге, которая сразу же опустила мясо в электромясорубку, которая перемолола мясо в фарш, который упал в заборник соковыжималки, которая отжала из фарша сок, который стек в десятилитровый бидон. Ребров отрезал новый кусок и передал Ольге, Сережа следил за мясорубкой, Штаубе – за соковыжималкой. Менее чем за три часа мясо и внутренности трупа были переработаны. Ребров распилил скелет на небольшие части, из которых Ольга и Штаубе отжали на прессе сок. Когда все было кончено, сок и кровь перелили в тридцатилитровый бак и перенесли его в гостиную. Потом тщательно вымыли ванну, посуду, оборудование и инструменты. Выжимки вывалили в саду под яблони и забросали снегом. Затем все переоделись и собрались в гостиной. Ребров подошел к баку, снял крышку:

– Двадцать восемь литров. Вы оказались правы, Генрих Иваныч.

– У меня глаз наметан, – усмехнутся Штаубе, усаживаясь за стол и наливая себе водки.

– Ой, как я устала, – Ольга опустилась на ковер рядом с баком. – Уже четыре часа? Давайте хоть шампанского выпьем.

– Нужно залить, а потом уже пить шампанское. Сережа! Принеси чемодан.

Сережа принес коричневый чемодан с металлическими углами, поставил рядом с баком. Ребров отпер маленьким ключом левый замок чемодана и осторожно вынул его: замок оказался массивной резиновой пробкой. Сережа вставил в отверстие широкую воронку. Ребров и Штаубе подняли бак и перелили его содержимое в чемодан.

– Вот так, – Ребров вставил пробку на место и запер, – теперь можно и шампанского…

Штаубе откупорил бутылку, наполнил четыре бокала.

– Первый раз в жизни Новый год не отмечала, – Ольга взяла бокал, посмотрела сквозь него на свечи.

– И я! – Сережа отпил из бокала.

– Поздравляю, друзья, – устало улыбнулся Ребров, – теперь у нас есть жидкая мать.

– И с Новым годом.

– Ура!

Они чокнулись и выпили.

– Кто будет баранину? – спросила Ольга.

Сережа и Штаубе подняли руки.

– А я пожалуй спать пойду, – Ребров потер виски.

– Иди, Витя. Ты бледненький, устало выглядишь.

– Переволновались, поди?

– Да… как-то все вместе. И сердце покалывает, – он взял мандарин, посмотрел на него и положил на место. – Жидкую мать – в малый подвал. И всем спокойной ночи.

Он вышел.

– Ребят, пойдемте в каминную, – предложила Ольга, – а то здесь прохладно. На огне баранину согреем, на шкурах поваляемся.

– Идея не плоха, – Штаубе налил шампанского, – только я сперва жидкую мать отнесу.

– Осилите один?

– Я, голубушка, вас могу до вахты донести и обратно! – обиженно воскликнул Штаубе.

– Правда? – улыбнулась Ольга.

* * *

Штаубе швырнул в огонь кость, облизал пальцы и потянулся к бутылке с водкой:

– Оленька… еще по одной.

– Мы не против, – Ольга лежала на медвежьей шкуре и ела грушу. Сережа спал на диване укрытый пледом.

– Этих людей тоже надо понять, – Штаубе передал Ольге рюмку, – что ж это – работали честно, перевыполняли план, жили впроголодь, защищали Родину, а потом им говорят: ваша жизнь, балбесы, – ошибка, вы не светлое будущее строили, а хуевый сталинский лагерек, который называется Союз Советских Социалистических Республик! С чем вас, ебена мать, и поздравляют благодарные потомки!

Он рыгнул, выпил, вытер губы полотенцем.

– Не знаю, – Ольга выпила, откусила от груши, – мне Инка Бесяева рассказывала, как ее с двумя подругами на цековскую дату возили и чем это кончилось.

– Чем?

– Трупом. Старший тренер «Спартака» по гимнастике взял свою любовницу – Инночку и двух ее подружек. И на дачу к зав. отделом ЦК. Там еще был зам. Тяжельникова и какой-то хуй из ЦК ВЛКСМ. Выпили, закусили, потом в баньку. Стали трахаться. И этот хуй комсомольский захлебнул девчонку спермой. Насмерть. А потом…

– Сриз форпи на ященковое! Есть партаппаратчики, а есть рядовые коммунисты, хули тут неясного! Ельцин же тоже был коммунистом!

– А мне Ельцин не нравится. У него лицо тяжелое какое-то…

– Главное, чтоб человек дело делал. Для честного коммуниста это значит – думать о нуждах народа, помогать налаживать производство, заботиться о неимущих. А для партаппаратчика главное – карьера, масть, подхалимаж! Он, пиздюк, готов начальству в жопу червем вползти и через рот вылезти! Таких надо давить, как гнид. А честный коммунист никому не помеха. Даже собственникам.

– У меня папаша был честным коммунистом, – Ольга размяла папиросу, закурила, – все воевал с партначальством. Два выговора и два инфаркта, – Или вот говорят: Сталин, Сталин! Злодей и убийца. А то, что он аграрную страну превратил в индустриальную – забыли. Культ личности – это правильно, на хуй это нужно. Но дисциплина нашим разъебаям нужна, как хомут для бешеной лошади! Они без дисциплины вон что творят: убивают, поджигают, рэкетируют! Он бы им показал – рэкет! Такой бы, блядь, рэкет устроил, что срали бы и ссали со страху без продыха! В Сибири бы на лесосплаве рэкетировали!