Сердца четырёх

— Я принял предложение Баскома только потому, что знал, что Стюарт скоро умрет. Когда он меня пригласил, у него была запущенная язва желудка. Я делал все, чтобы ее излечить, но она переродилась в рак. Такое часто бывает. Я почувствовал себя... обманутым. Баском тоже все это знал. В известном смысле наши интересы совпадали — я хотел, чтобы мистер Стюарт дожил до семидесяти, а Баском — до тех пор, пока Блит и ее дочь не будут... — Джуниус умолк и облизнул пересохшие губы. — Он договорился с Парком заранее. На тот случай, если старик умрет преждевременно. Так оно и произошло. У Парка было достаточно времени, чтобы вжиться в образ.

— Вы просто скотина, — сказала Бонни.

Доктор не отвечал — стоял глядя в стену. А старый человек в постели вроде бы заснул.

— А поскольку Парк со своим канцером тоже долго бы не протянул, то для вас все складывалось просто классно. — Эллери все не мог успокоиться. — И даже вскрытие покажет, что да, умер он от рака, и никому и в голову не придет подозревать подмену. К тому времени он отрастил бы настоящую бороду взамен этих фальшивых наклеек... Да, придумано гениально... О, как же я устал. Кажется, я тоже заболеваю от этого. Доктор, вы хорошо спите по ночам?

Комнату накрыла тишина. Через минуту Глюк сказал въедливо:

— Баском не знал в точности, когда умрет Стюарт. Ты так и не ответил, каким образом он надеялся контролировать его действия и почему был так уверен, что старик не составил другое завещание.

— Здесь все предельно просто. Завещание уже составлено, и хранится оно в ящике письменного стола. Если бы старик решил его изменить, то доктор Джуниус немедленно сообщил бы об этом Лью. Они могли бы уничтожить новое завещание, и старое оставалось бы в силе. А раз Стюарт скончался раньше срока, все стало еще проще. О чем речь! Парк в роли Стюарта уже никак не мог бы написать завещание от его имени, даже если б очень захотел. А старое — вот оно, как было, так и есть.

Между прочим, я был убежден, что Баском сегодня попадет к нам в ловушку. Парк при смерти, тут даже нескольких дней не гарантируешь, и Лью просто не мог допустить, чтобы Бонни и Тай куда-то уехали. А вдруг Парк — он же теперь Стюарт — отдаст концы, пока они вкушают радости медового месяца неведомо где? Весь план насмарку. Убьешь их после — и сразу вам мотив, готовенький, как на ладони. Нет, я знал, что Лью пойдет на любой риск, чтобы убить Бонни и Тая до того, как они укатили, и пока еще жив Паркер.

Эллери перевел дух и достал очередную сигарету. Все молчали, пока Глюк, сощурясь в сторону постели, не сказал внезапно и резко:

— Парк. Эй, вы, там, Парк!

Старый человек на постели не ответил, не шевельнулся, вообще не подал знака, что слышит его. Эллери и инспектор полиции вскочили разом. И бросились к кровати. Они выпрямились, даже не дотронувшись до него. В безжизненной ладони лежал крохотный пузырек, а сам он был мертв.

Доктор Джуниус упал в кресло, сжался в комок и заплакал навзрыд, как ребенок.

Глава 23 КОНЕЦ ИЛИ НАЧАЛО?

Эллери открыл дверь своего номера, зашел, повернул ключ, отбросил куда-то в сторону плащ и шляпу и погрузился в глубочайшее кресло — и все это в состоянии отработанного пара. Кости ныли, голова тоже. Вот просто бы сидеть так в тишине и ни о чем не думать — вообще ни о чем...

Такое бывало с ним каждый раз, когда заканчивалось очередное расследование, — он устал, вымотался до полного изнеможения.

Инспектор Глюк грубовато похвалил его. Были приглашения, благодарности, крепкое молчаливое мужское рукопожатие от Тая и нежный поцелуй от Бонни, но ему хотелось побыть одному.

Эллери прикрыл глаза.

«Одному? Все-таки это не совсем верно. О, черт! Опять я анализирую!»

Но на этот раз он думал о вещах более приятных, чем убийство. Итак: какие же чувства он испытывает к Пауле Перис? Может быть, просто жалость: из-за своего психологического надлома она заперлась в четырех стенах и отгородилась от волнений мира. Да нет, какая там жалость — когда он приходит к ней, то счастлив возможности побыть с ней наедине, оставив за дверью весь мир. Ну и в чем же дело?

Жилка в голове, в том месте, где была только тупая боль, начала пульсировать. Эллери тихо застонал. Он мается, как подросток! Изводит себя. Чего думать-то? Что толку от дум? Поистине счастливые люди ни о чем не думают, потому-то они и счастливы.

Со скрипом и оханьем он вынул себя из кресла, а заодно и из пиджака. На пол упал бумажник. Эллери наклонился за ним и тут вспомнил: в нем лежит конверт Паулы. Тот самый конверт. Странно, что он так ни разу о нем не вспомнил за последние двадцать четыре часа.

Квин достал из бумажника конверт из веленевой бумаги и провел по нему пальцами. Хорошего качества, машинально отметил он про себя. Качество, именно! Она представляет собой уникальный букет качеств, в ней есть все — нежность, сияние, притягательность — все то, на что так остро откликается мужчина.