Сердца небес

— Вы предположили, что в этом мире есть два типа людей, — заикаюсь я, отшатываясь от внезапного укола в его словах. — Кто из них ваш друг?

Выражение его лица сразу же теплеет.

— Ах, я понимаю… Тогда он добросовестный лжец, — размышляет он. — В конце концов, он отрицал, что знал о моем убежище, чтобы защитить меня.

— Хороший человек, попавший в ловушку под тяжестью лжи?

— Это вы мне скажите, мисс Миллер… Это так?

Внезапно у меня возникает ощущение, что разговор больше не о его друге.

— А что насчет вас, мистер Петров? — выпаливаю я, чувствуя себя сбитой с толку. — Вы и себя тоже называете лжецом? С моей стороны было бы неправильно предполагать, что один из самых богатых людей в мире — попрошайка.

К моему изумлению, он откидывает голову назад и смеется. Это грубый, серьезный звук, который не соответствует его внешности. На секунду, под идеальной маской я мельком вижу настоящего мужчину, и это снова пугает меня до чертиков. Сколько раз этот человек очернял свою душу, чтобы получить свои богатства? Я встречала только одного человека с таким же сочетанием в себе света и тьмы. Того самого человека, которого Андрей Петров только что явно имел в виду.

— Туше, Ив, — посмеивается он. — Приятно видеть, что вы такая же храбрая и умная, как и красивая, — мужчина смотрит на меня так, словно мы только что встретились в первый раз. — Сеньор Сантьяго — счастливчик.

При упоминании его имени я всем телом вздрагиваю, и мое шампанское разливается по всему переду коктейльного платья.

— Вот, позвольте мне.

Он достает носовой платок, который слегка пахнет мятой. Я беру его и лихорадочно вытираю темнеющее пятно. Автомобиль начинает останавливаться. Выглянув в окно, я вижу, что мы прибыли в отель «Ридженси», место проведения сегодняшней церемонии.

— Триста сорок девять миллионов долларов, — внезапно объявляет Петров.

Я резко поднимаю голову.

— Это сумма денег, которую вы сэкономили мне, когда разоблачили мистера Адамса в мошенничестве.

— Извините, я правда не понимаю…

— У меня тоже были деньги, вложенные в нью-йоркскую финансовую пирамиду, Ив. Когда вы впервые начали задавать вопросы, я немедленно отозвал свои инвестиции. Два дня спустя его пирамида обмана рухнула. Благодаря вам и сеньору Сантьяго я понес минимальные потери. За это вы всегда будете иметь мою благодарность.

Теперь я действительно была в замешательстве.

— Но как?

— Он скормил вам эту историю. Он был вашим анонимным источником. Он сам мне об этом сказал.

Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать эту ошеломляющую новость.

— Где он? — спрашиваю я, хватая Петрова за руку.

Двумя простыми словами я разрываю в клочья свою паутину лжи. Я больше не могу притворяться скромницей. Мое сердце истекает кровью без него.

Петров не моргает. Ничто не выдает его удивления тем, что за шесть минут он вытянул из меня больше правды, чем ФБР за шесть месяцев допросов. Это просто еще один пример извилистого пути, по которому меня завел Данте, еще один пример того, насколько сильно сместился мой моральный компас. Я так отчаянно жду весточку от мужчины, которого люблю, что готова довериться какому-то хитрому русскому миллиардеру, которого я никогда раньше не встречала, за крупицу информации.

— Пожалуйста, мистер Петров!

Кто теперь попрошайка?

— По правде говоря, я понятия не имею, — пожимает он плечами, мягко высвобождаясь из моей хватки. — В последний раз наши пути пересекались четыре недели назад, когда он и его команда помогали мне в одном вопросе.

Я точно знаю, что это значит. И все же слезы облегчения угрожают захлестнуть меня.

Он все еще жив. Все еще жив. Спасибо тебе, боже.

— С ним все в порядке?

— Это слово с изменяющимися границами… Это относительный термин для таких людей, как мы.

— Он когда-нибудь вернется?

Петров снова впивается в меня своим ледяным взглядом.

— Как я уже сказал, как далеко вы готовы отправиться во тьму ради него?

Я отвечаю без колебаний.

— В самую глубь и до конца.

— Именно так я и думал.

Конечно, ты так и думал.

Я откидываюсь обратно на спинку. Больше нет правил, которым нужно следовать, по крайней мере, когда дело касается Данте и меня. Петров прав. Может быть, мы просто попрошайки и лжецы, рекламирующие любовь как искупительное качество? Возможно, это единственное, что отличает нас друг от друга?

Он забирает у меня бокал с шампанским и осушает его до дна.

— Для меня было честью выразить свою благодарность лично, Ив. Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, хоть что-нибудь, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне, — у меня между пальцами оказывается черно-золотая рельефная карточка.

Я смотрю на него сверху вниз, и мое сердце наполняется надеждой.

— Вы думаете, что он…?

— Мне жаль, но нет, — Петров угадывает мою просьбу еще до того, как я заканчиваю. — Я не могу вмешиваться между тобой и им. Эта трудность выходит далеко за рамки моего влияния.

Что это должно означать?