Сердца небес

Мой мозг работает со скоростью гребаной улитки. Я не могу ясно мыслить, когда еще почти пьян. Выругавшись от досады, я поднимаю пустую бутылку, лежащую рядом со мной, и швыряю ее через всю комнату. Она разбивается о белую стену напротив, осыпая плитку внизу осколками стекла.

Разбита вдребезги, как и мое сердце.

— Нет, — стону я, садясь и хватаясь за голову. В висках бешено стучит. — Она не могла этого сделать. Тогда она все еще была со мной.

«Мы все еще были счастливы».

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Продолжай искать, — провожу рукой по шероховатости своей челюсти. Я в полном беспорядке. Я не брился с тех пор, как она ушла. С тех пор, как они все ушли.

— Почему Майерс? — он спрашивает снова. — Почему он вдруг стал таким чертовски особенным?

Рик всегда был настойчив.

— Он прогнил и вовлечен.

— Связан с твоей операцией?

— Да.

— Че-е-ерт!

Дальнейших объяснений не требуется. Это еще одна особенность Рика — он быстро соображает.

— Я так понимаю, ты ее не видел? — грубо говорю я.

Почему, черт возьми, меня это волнует?

— Я был в Нью-Йорке, разбирался с очередным восстанием братвы. Эти ублюдки не знают, когда нужно остановиться. Я только приземлился в Майами-Бич. Еду прямиком в свой клуб, где и загоню в угол горячую подругу-блондинку. Это доставит мне удовольствие, — гортанно смеется он.

— Держи меня в курсе.

Зачем? Теперь она для меня ничего не значит.

Я в долгу перед своей дочерью.

Жизнь без Ив — это мое возмездие за то, что ее мать застрелили в гребаную голову.

— Возвращайся в Штаты, — внезапно говорит Рик. — Мы набухаемся, как раньше. Ты скоро забудешь ее.

Я никогда ее не забуду.

— И чтобы мою задницу отволокли в тюрьму?

— ФБР ест из рук Петрова. Ты прыгаешь под его дудку, и у тебя будет иммунитет на всю жизнь.

— Я не прыгаю ни под чью гребаную дудку!

— Упрямый засранец… Поговори с Петровым. Он злится на тебя за то, что ты не отвечаешь на его звонки. Читая между строк, у него есть еще одна зацепка по Севастьяну, и это важная зацепка.

Я вешаю трубку и снова опускаюсь на кровать. Мое тело слабое. Я не могу вспомнить, когда ел в последний раз. Тем не менее, я сам бросил эту бомбу на свою жизнь. Я достаю свой сотовый, чтобы позвонить Джозепу, а потом останавливаюсь, когда вспоминаю.

Он ушел.

Я заставил его.

Он не заслужил того, как я с ним обошелся.

Как и она.

Борясь с очередной волной чувства вины, я подползаю к краю кровати и обхватываю голову руками. Неужели это то самое безумие, которое довело моего отца и брата до крайности? Неужели оно наконец просачивается в мой организм? Неужели я убил память о своей матери, оттолкнув каждого, кому когда-либо было не наплевать на меня?

Я отослал Ив назад к ФБР. Я отослал ее обратно незащищенной.

Весь ужас того, что я натворил, обрушивается на меня. Что, если Севастьян узнает? Он знает, что я в сговоре с его братом. Он ищет способы причинить мне боль. Чертово дежавю, снова и снова.

Еще больше чувства вины.

Еще больше этих незнакомых эмоций, которые захватывают меня и приводят в отчаяние.

Ив.

Невинная. Верная. Такая чертовски красивая, что это причиняет боль, как внутри, так и снаружи. С того момента, как я насильно впустил женщину в свою жизнь, ее избивали, похищали…

Предавали.

Она спасла мне жизнь, и вот как я ей отплатил?

В прошлом году я пожал руку Майерса. Я сделал это ради нее.

Я пожал его гребаную руку?

Ту же руку, которая помогала истязать и убивать мою дочь.

Я не могу этого простить.

Бл*ть!

Больше не могу справляться в одиночку. Пришло время проглотить свою гордость.

Я снова беру мобильный телефон и набираю номер Джозепа. Он отвечает после второго гудка, но я слышу не его голос. Мой желудок сжимается. Кажется, она задыхается и нервничает. Так сильно нервничает. Будто она не может поверить, что я наконец звоню.

Откуда она знает, что это я?

Как у нее оказался телефон Джозепа?

— Это ты, Данте? — шепчет она.

Мне сразу же хочется упасть на колени и молить о прощении. Это голос самого чистого ангела, когда-либо украшавшего эту землю.

Мой ангел.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит.

— Алло? Алло?

«Мне жаль, мой ангел. Мне так чертовски жаль».

Я повторяю это как мантру снова и снова в своей голове, но по какой-то причине не могу произнести эти слова вслух.

— Данте, если это ты, пожалуйста, скажи что-нибудь… Мне нужно знать, что ты в порядке.

Похоже, она в таком же отчаянии, как и я. Она любит меня. Она все еще любит меня. Это чувствуется в ее голосе. Оно пронизывает каждый слог.

— Данте, мне нужно идти, — в ее голосе слышится неохота. — Петров…

«Петров?»

Я вскидываю голову. Какого хрена она делает с Петровым?

Следующие звуки, которые я слышу, приглушены. Я ни хрена не могу распознать. Начинаю расхаживать по своей спальне, царапая ноги о битое стекло. У меня плохое предчувствие по этому поводу. Русская Братва — непредсказуемые ублюдки, склонные к использованию и злоупотреблениям ради собственной выгоды… Ив во что-то влипла и за этим стоит Петров. Я это чувствую. Назовите это предчувствием после почти сорока лет работы в бизнесе, где доверие — это товар, который мало кто может себе позволить. Все дело в инстинкте.