Сердца небес

Через минуту она снова говорит в трубку.

— Пожалуйста, не сердись на меня, но я должна это сделать, — тихо говорит Ив. Она быстро выговаривает эти слова. Будто не хочет, чтобы кто-то еще в комнате слышал. — Мне нужно все исправить после того, что мой отец сделал с тобой… что он сделал с твоей дочерью.

Я замираю. Кровь начинает шуметь у меня в ушах.

Она знает.

Я открываю рот, чтобы наконец заговорить, и тут связь обрывается.

Глава 26

Я вешаю трубку со слезами на глазах. Он не сказал мне ни единого слова, но я знаю, что это был он. Чувствовала его боль за тысячу километров отсюда. Его молчание было наполнено незнакомой эмоцией. Человек, который никогда не извиняется, пытался загладить свою вину.

— Кто это был? — спрашивает Джозеп, возвращаясь в гостиную.

— Никто, — отвечаю я, быстро пряча мобильник в карман. Если у него появится хоть малейшее подозрение, что Данте снова обращается к нам, он мигом свяжется с ним по телефону. Данте единственный, у кого достаточно полномочий, чтобы помешать мне осуществить сегодняшний план.

Джозеп пытался отговорить меня от этого шесть дней подряд, но я твердо настроена. Пути назад нет. Понимая это, он незаметно вошел в роль моего телохранителя. Это то, чего хотел бы Данте. Они с Виктором, охранник Петрова с мертвыми глазами, вместе прорабатывали детали операции.

— Мне это не нравится, — бормочет он, снова качая головой. — Ты там слишком незащищена. Мы не сможем за тобой следить. Ты не знаешь этих людей так, как я.

— Кого? Мастеров криминала? — говорю я, поднимая на него брови.

— Братва — это другая лига, — огрызается он. — Эмилио Сантьяго был мелкой шишкой по сравнению с этими парнями. Черт! Хотел бы я, чтобы мои люди были со мной!

— Что насчет Виктора?

— Он тот, кому я доверяю меньше всего. Парень ненавидит Данте и предпочел бы видеть, как тебя передают по кругу всю оставшуюся жизнь, чем ты выйдешь оттуда невредимой.

— Мне нужно пробыть там максимум тридцать минут, — говорю я, потрясенная его словами. Джозеп не тот человек, который мог бы подбодрить в такой момент.

— Ты играешь роль шлюхи, Ив. Поправь меня, если я ошибаюсь, но все шлюхи, которых я знаю, падают на свои гребаные колени в тот момент, как мужчина входит в комнату. Насколько сильно ты готова обнажить свою душу сегодня вечером?

«Как далеко ты готова зайти во тьму ради него?»

— Они не шлюхи, Джозеп. Это женщины, которых эксплуатируют и над которыми надругались, и я буду в безопасности, зная, что ты рядом, — быстро сглатываю. Так много всего может пойти не так сегодня вечером, но я не могу думать об этом. — У Петрова поблизости будет двести человек. Роман тоже там будет.

— То, что этот двуличный мудак будет находиться рядом, ни хрена не успокаивает! — кричит он на меня.

— Он на той же стороне, что и мы.

— Я не смогу добраться до тебя вовремя, — на краткий миг его невозмутимое выражение исчезает, обнажая бурю эмоций внутри. — Если с тобой что-нибудь случится, то Данте выпотрошит меня, а не поцарапает, когда я увижу его в следующий раз.

— Ничего со мной не случится.

Если я повторю это достаточное количество раз, то, возможно, даже смогу убедить себя.

— Во сколько ты уезжаешь? — тихо говорит Анна, появляясь в дверях и наблюдая за мной огромными настороженными глазами. Я знаю, что она тоже этого не одобряет.

— Через два часа, — меня начинает подташнивать от нервов. — У Петрова есть свой человек, который возит девушек на место сбора и обратно. Мы встречаемся с ним в мотеле «Супер Восьмерка» в центре города в четыре часа дня.

— Так ты действительно собираешься довести это до конца? — она недоверчиво качает головой, глядя на меня. — Иви, ты самая бесстрашная женщина, которую я знаю, но это же безумие! Вы знаете, где происходит это событие, так просто позвоните в полицию, — Анна бросает взгляд на Джозепа. — Или просто дайте им анонимную наводку.

— Есть некоторые преступления, которые полиция не может расследовать, Анна, — возражаю я. — Эти преступления заслуживают иного правосудия.

Она таращится на меня так, словно я только что произнес худшие слова, которые только можно вообразить.

— Ты имеешь в виду его вид правосудия… Я знаю, что ты ходишь по натянутому канату между моралью и грехом ради этого человека, но хотя бы понимаешь, насколько нелепо это звучит?

— Все меняется, Анна. Люди меняются. Я изменилась.

Тяжело вздохнув, она сворачивается калачиком рядом со мной на диване и кладет голову мне на плечо, даря мне столь необходимые тепло и уют.

— Хорошо, предположим, ты выберешься оттуда целой и невредимой. Вы получите кадры, которые нужны этим русским парням, и раскроете сеть наркоторговцев. Все равно нет гарантии, что он поблагодарит тебя за это.

— Это касается не только меня и Данте, Анна. Речь идет о том, чтобы я все исправила.