Сердца небес

Как долго эти люди издевались над ними? Сколько им было лет, когда Севастьян втянул их в эту жизнь? Я ловлю взгляд девушки напротив и улыбаюсь ей. Она вздрагивает, как будто я ударила ее.

— Смотри вперед, — прикрикивает на меня один из охранников.

Злобный придурок с бритой головой и серыми каменными глазами, такой же, как и шестеро его соотечественников, сидящих впереди него. Все одеты в черные парадные костюмы и рубашку, их автоматы были в тон. Я ненавижу то, как они продолжают смотреть на девушек, а потом смеются между собой, унижая нас еще больше своим обычным унижением. Я бы хотела, чтобы Данте был здесь. Я хочу посмотреть, как он разорвет каждого из них на части.

Автобус начинает замедлять ход. На улице темно, но уличные фонари в этой части города всегда работают. Я могу пересчитать каждую остро подстриженную травинку у обочины. Эксклюзивность района подчеркивается размерами особняков. Королевские пальмы и восьмиметровые стены защищают мир от порока богатых и знаменитых.

Мы сворачиваем на подъездную дорожку одного из особняков, и по всему автобусу разносится коллективный стон страха.

— Тихо! — рычат охранники, оборачиваясь, чтобы снова уставиться на нас.

Мне так страшно. Я должна постоянно напоминать себе, зачем делаю это. Моя жертва ради тысяч, которые были до меня, ради всех тысяч, которые могут стать жертвами этих людей, если я потерплю неудачу.

Это поместье даже величественнее, чем поместье Данте. Терракотовый камень в средиземноморском или марокканском стиле, с верандой, которая больше, чем вся моя квартира. Хотя на меня это не производит впечатления. Я знаю уродство, которое скрывается за красивыми фасадами, уродство, подобное уродству моего отца. Уродство, которое невозможно искупить. За красивыми фасадами также скрываются великие страдания. Я закрываю глаза, и его образ всплывает прямо передо мной, ожидая меня.

— Все, на выход!

Нас, как скот, загоняют через двери на большой открытый двор. Единственный звук — это стук наших высоких каблуков и периодическое хныканье. Всего нас пятьдесят человек. Охранников больше, чем нас и на балконах над головами их еще больше. Мое сердце каменеет. За домом ждет моторная лодка, но нет шансов, что я доберусь до нее чтобы они меня не заметили.

Кто-то хватает меня за запястье и грубо обыскивает. Я отворачиваюсь и проглатываю свое отвращение, когда пухлые пальцы исследуют каждый изгиб моего тела. Все девушки вокруг меня страдают от таких же унижений, в то время как охранники просто смеются и шутят между собой еще немного. Как только они заканчивают, они ведут нас дальше во внутренний двор, мимо фонтана, и выводят на террасу за ним.

Нас ожидает море лиц.

Сотни.

Одетые в свои лучшие черные смокинги, чтобы замаскировать животных под ними. У них даже хватает наглости приветствовать наше прибытие радостными возгласами.

Я хочу убить их всех.

Наивная.

Я такая чертовски наивная.

Они роятся вокруг нас, слетевшись, как пчелы на мед, от их дорогих лосьонов после бритья меня тошнит. Я чувствую руки на своих бедрах, заднице, груди… Я никогда не чувствовала себя такой незащищенной, такой оскорбленной. Одна девушка пытается оттолкнуть руку мужчины, и охранник за волосы втаскивает ее внутрь. Я слышу, как нарастают и затихают ее крики, когда девушку избивают за неподчинение.

Мы не скот. Мы стоим меньше. Этих девушек покупали и продавали столько раз, что у них больше нет документов, удостоверяющих личность. В глазах правительств их больше не существует. Они просто рабыни, которых можно использовать и надругаться над ними по своему желанию. Половина из этих девушек, возможно, даже не выберутся отсюда живыми.

Политики. Главы государств. Президенты. Королевские особы. Голливуд.

Я ненавижу их всех со страстью, от которой у меня перехватывает дыхание.

Некоторых девушек сразу же тащат наверх, и к своему ужасу обнаруживаю, что я одна из них.

Нет, нет, нет!

Этого не может быть.

Наши камеры запечатлели еще не всех.

Судьба жестоко обошлась со мной. Я слишком потрясена, чтобы сопротивляться, когда меня толкают вверх по широкой открытой лестнице. Я спотыкаюсь на своих высоких каблуках, и ледяные пальцы больно сжимают мое запястье. Я пытаюсь отстраниться, и мою голову дергают за волосы назад. Я кричу, и мои глаза начинают слезиться от боли.

— Я надеюсь, тебе нравится кричать, сука, — нараспев произносит голос мне в ухо. — Сегодня вечером я сломаю тебя по-своему.

Бежать некуда, когда меня тащат по коридору в сторону спальни. Тот, кто держит меня в руках, должно быть, очень важен. Два здоровенных телохранителя следуют за нами по пятам. Он открывает дверь и вталкивает меня внутрь. Я больно падаю на пол, вскрикивая, когда колеными чашечками врезаюсь в плитку, а он поворачивается, чтобы обратиться к своим людям.

— Никто не входит и не выходит. Поняли?

— Да, сэр.

Он хлопает дверью и подходит, чтобы встать надо мной.