Сердца первое волнение

Накануне Клара весь вечер дома была мрачна и углублена в себя. Подходил отец, о чем-то спрашивал; она отвечала неохотно. Рано легла спать. Не спала. Бесконечные думы, мучительные сомнения, вопросы. Почему все так? Почему все, все против нее? Почему и взрослые часто против папы? Он же все делает по инструкции, по правилам. Перед глазами Клары вставала та почтальонка, что сорвала папин приказ и припечатала его своим каблуком… В чем она сама, Клара, не права? Она же все делала в интересах коллектива. Видимо, не все, видимо, что-то было сделано не так, чего-то, значит, совсем не надо было делать. Потом в ее воображении вставала Надя. Перед ней было неловко… Теперь Клара понимала, что ее собственное отношение к Анатолию — это то самое… предосудительное, что запрещалось папой и чего она не могла вытеснить из сердца.

Раз, начав засыпать, она, как живую, увидела свою мать. Мама пришла из темноты, — такой, какой она была, когда уезжала куда-то далеко и говорила, что больше не вернется. Она была бледна, печальна; и только сейчас, в момент этого видения, умом почти взрослого человека Клара увидела в ее глазах неизбывную, великую любовь к ней, маленькой Кларочке. Клара задохнулась от боли. А мама что-то говорила — хорошее, милое. Клара напрягала слух, чтобы услышать, но сухой стук костяшек на счетах за стеной — там папа все что-то считал — мешал слушать. Потом пришел он сам, и облик мамы исчез в темноте. Клара и в школе силилась услышать ее слова, но так и не услышала.

А тут — Маргарита Михайловна куда-то исчезла… Клара крепилась, молчала. И тому уж была рада, что никто ни в чем не попрекал ее, не обвинял.

Между тем мальчики, что-то немного замешкавшиеся, встали и направились к выходу. И в этот момент открылась дверь и в класс вошла Маргарита Михайловна, с осунувшимся лицом, бледная, но с горящими решимостью глазами.

— Я буду работать, — сказала она. — Буду. Все, что я установила, все оставляю в силе. Что бы ни говорили вы и ваши родители, я буду делать так, как наметила.

По классу пробежал шумок — вздох облегчения.

— Маргарита Михайловна…

— Молчите! Пусть я не заслужила вашего уважения. Но я могу вас научить многому. Я требую полного подчинения себе, беспрекословно. Слышите? Зондеева Клара, слышите?

— Маргарита Михайловна! — чуть не подпрыгнула от радости Лорианна Грацианская; она обрадовалась возвращению учительницы, пожалуй, больше, чем кто бы то ни был другой, потому что в душе считала себя больше всех виноватой… Что она тогда говорила! Как она тогда ревела! Ужас! — Маргарита Михайловна! Вы пришли. Это… чудесненько! Я и об артистах в эти дни нисколечко не думала, — честное комсомольское! А мы думали… Уже хотели пойти искать вас…

— О, Вздора Иванна! — вздохнул Степан. — Это она тайну хранит!

— Вы? Вы… — не сразу поняв, о чем они говорили, смутилась Маргарита Михайловна. — Вот глупые!

И было это не обидно, и все заулыбались, а Надя Грудцева почувствовала, как слезы подступили к глазам.

— Все, — сказала учительница. — Начинаем… Тема урока: Владимир Маяковский…

Степан Холмогоров повернулся к Наде и грозно прошептал:

— Теперь… только попробуй отказаться от редакторства… во! — и показал кулак.

Бычок на веревочке

Снег, снег, снег… Все замело, занесло. Прошумели первые метели, а потом — небо очистилось, заголубело, раздвинулось. Солнце поднималось по утрам в кольце радужной мглы, яркое, румянощекое. Деревья стояли в снежных шубах и, казалось, о чем-то думали. Снег, точно крахмал, весело скрипел под ногами, а воздух, пахнущий хвоей, удивительно чистый и гулкий, далеко разносил каждый звук.

Словом, пришла зима.

Маргарита Михайловна с особенной тщательностью изучала с классом язык художественных произведений; и попробуйте теперь спросить любого ученика, например, о языке стихов Маяковского, — расскажет, как по-писанному.

— Вы знаете, что говорил Чехов о языке Лермонтова, о его «благоуханной прозе»? — сказала однажды Маргарита Михайловна. — «Я бы так сделал: взял его рассказ и разбирал бы, как разбирают в школах, — по предложениям, по частям предложения… Так и учился бы писать». Вот и мы так будем. Сегодня мы рассмотрим приемы построения художественной речи, в частности — лирической речи. Вот я подобрала несколько отрывков из произведений, Карамзина, Пушкина, Гоголя, Тургенева, Горького, Шолохова… Картины русской природы. Прочтите их (она раздала листы с перепечатанными на машинке цитатами), вникните в них; постарайтесь найти особенности построения фразы у каждого писателя.

Ребята вникали, и перед их восхищенными взорами раскрывались тайны глубины и красоты правильной, чистой литературной речи, становились понятны законы ее создания.

И тогда, обращаясь к своим собственным фразам, они скорее находили в них недостатки, легче устраняли их, и фразы эти начинали приветливо улыбаться…

Овладеть стилистикой — стало общей целью. Неужели это такая крепость, которую никак не взять? Неправда. Возьмем, овладеем!