Сердца первое волнение

— Правда, оно несколько холодное, местами — надуманное… Гм… Более всех мне понравилось, — продолжал Алексей Кириллович, — сочинение Литинской. Знаете, это искренняя, горячая исповедь, это откровение красивой души, но, очевидно, давно не видевшей радости. Я прочту его, — оно ставит перед нашим коллективом некоторые моральные проблемы. Только жаль, что Галя насадила клякс… Смотрите…

Галя побледнела.

— Я?.. Я… У меня было чисто…

— Да? Это правда?

— Да, правда, Алексей Кириллыч.

В классе — мертвая тишина.

— Странно.

Алексей Кириллович нахмурился, помрачнел. Он давно замечал, что многие девочки словно бы недолюбливали Литинскую, что сама Литинская, наверное, именно поэтому держится особняком. Пробовал поговорить об этом с Эльвирой, но та только пожала плечами: «Откуда мне знать? Она не удостаивает нас своим вниманием»… Сейчас эти кляксы встревожили его и навели на многие мысли.

У Эльвиры Машковской страшно билось сердце, маленькая верхняя губка тряслась, как в лихорадке; она нагнулась и, спрятав лицо, чертила что-то в блокноте.

— Это странно, — повторил Алексей Кириллович, и в голосе его слышалось сдерживаемое волнение. — Знаете, товарищи… Когда я дома читал это сочинение, я так был захвачен им, что… когда дошел до клякс, я не мог оторваться, я вглядывался и читал.

Он помолчал, отошел к окну. Потом тихо начал читать:

Художник-варвар кистью сонной
Картину гения чернит
И свой рисунок беззаконный
На ней бессмысленно чертит.

Галя с недоумением и страхом смотрела вокруг.

Но краски чуждые с летами
Спадают ветхой чешуей.
Созданье гения пред нами
Выходит с прежней красотой.

Алексей Кириллович умолк. Но музыка пушкинских стихов, сокровенный смысл которых раскрылся сейчас так полно и ясно, казалось, еще долго звучала в классе и волновала юные сердца.

Он взял Галину тетрадь и подал ей. И всем почему-то стало и жаль Галю, и хорошо за нее, и многие почему-то виновато опустили глаза.

— Она не проводит политинформации! — раздался голос Эльвиры.

Секунда — и взрыв смеха потряс воздух.

— Кто про Ерему, — пробасил Дмитрий Боровой, — а кто про Фому… Читайте, Алексей Кириллыч, читайте созданье Литинской.

— Читайте! — хором запросили все.

IV

В субботу на линейке было объявлено, что завтра проводится воскресник — посадка деревьев около новых домов.

Было уже начало октября. День выдался солнечный, морозный, с серебрянными искорками в чистом, гулком воздухе. Из соседнего сада, где вызванивали вершинами сосны, тянуло крепкой, холодной смолой. Хотелось дышать всей грудью.

Ребята копали ямки, насыпали в них перегной, сажали деревца. Галя Литинская работала на пару с Димкой Боровым. Морозный воздух, солнце, высокое небо, вкусный запах перегноя — все было так хорошо! Галя работала с увлечением. Она разрумянилась, брови точно раздвинулись, и легкая морщинка на лбу совсем потерялась, отчего все лицо стало светлее, радостнее; в темных глазах ее вспыхивали веселые искорки.

Алексей Кириллович сказал Дусе Голоручкиной:

— Смотрите, Галю Литинскую и не узнать… Словно она озарена каким-то бодрым светом. Чудесная девушка, не правда ли? Мила, умна…

Алексей Кириллович говорил от души и вместе с тем не без некоторого умысла. Что скажет, что ответит Дуся? — Она же лучшая подруга Эльвиры, а в Эльвире, — думал он на основании своих наблюдений, — кроется что-то, что отделяет Галю от класса. На воскреснике Эльвиры не было; девочки шутили: наверно, мама не смогла разбудить ее!

— Обычно Галя очень грустна. Вероятно, ее что-нибудь угнетает? — спрашивал Алексей Кириллович у Дуси. — Вы не пробовали поговорить с ней по душам?

— И не собиралась! — довольно резко ответила пышноволосая Дуся со сплошь пунцовым от морозца лицом. — Вы захвалили ее, а она — обратно — и завоображала! Индивидуалистка противная! Она разбила жизнь Эльвире!

— Как так? — изумился Алексей Кириллович.

— Да уж так… Ей лучше голодом жить, чем Гальку видеть… «Тихая»… В тихом омуте…

В это время откуда ни возьмись подбежала запыхавшаяся Эльвира.

— Девочки! Сюда, ко мне! — звала она, еще подбегая. — Я заходила в школу… Тетя Паня… Ой, что она рассказала — ужас! Слушайте…

Присутствие Алексея Кирилловича смутило ее, он понял это и отошел.

Девочки сбились возле Эльвиры в тесный кружок и начали шушукаться. И вдруг все они, кроме Веры Сосенковой, бросились к Гале Литинской, которая как раз была одна: Димка Боровой ушел за деревцем; Галя засыпала ямку.

— Здравствуйте, тихая Галя!

— Чудесная Галя!

— А мы знаем! Знаем, знаем! — заплясала Дуся, постукивая лопатой о землю. — Как поживают твои прошлогодние двойки?

Галя видела вокруг себя кричащих, чему-то радующихся девочек и с трудом понимала, о чем они шумят.

— Конечно, девочки, — говорила Эльвира и глаза ее сияли сильнее обыкновенного, — ей теперь легко получать пятерки: прошлый год она все знала на два, а теперь подзубрит еще немного на «три», — вот и получается «пять».

— Ха-ха-ха… Ха-ха-ха…