Читаем Сердца в броне полностью

— Спасибо, друг, давай скорее выкладывай свою весть, ежели она добрая, — Тимофеев принял у него мешок и осторожно опустил вниз.

— С недоброй вестью не стал бы брюхом путь утрамбовывать. Готовится наше командование. Вчера еще несколько танков из ремонта получили. Экипажи подобрали, зарядились полностью. Днем приходили майор и один капитан из пехоты, долго о чем-то совещались с комбатом. Сибиряки пришли — снаряжение будь здоров, с иголочки. Когда пехотные ушли, комбат собрал офицеров, ставил задачу… Ну, а я, как есть «безлошадный» попросился до вас.

Шипя, взвилась ракета и, расколов темноту, повисла над танком. Батыгин кувырком свалился с машины, полежал, пока не наступила темнота, и пополз обратно.

В танке больше никто не спал, ждали рассвета. Медленно тянулось время, минуты танкистам казались часами. Каждый думал об одном: может быть, сегодня. Напряжение стало еще томительней, когда на востоке, сквозь туманную дымку прорезалась узкая золотая полоска утренней зари. У Тимофеева, который безотрывно сидел у смотрового прибора, от усталости слезились глаза.

— Ни черта не видно и не слышно. Со стороны моря туман наползает, — в сердцах проговорил он и с досадой махнул рукой.

Вдруг он замолк на полуслове, прислушался. Точно, никаких сомнений: уж этот звук он отличит среди тысяч других.

— Танки, братцы, наши танки!

Останин тоже прислушался.

— Точно, наши. Как пить дать! Идут! По отсечке слышу — КВ! Только бы на минное поле не наскочили!

А шум моторов все нарастал. Приближался, превращаясь в сплошной рев. Шли наши танки. Над низко стелющимися клочьями тумана показалась танковая башня, другая, третья… Еще и еще… Следом за ними, перекатываясь серыми комочками, растворяясь в дымке тумана, двигалась пехота. Танки не торопились, чтобы не оторваться от тех, кто неотступно следовал за ними.

— К бою! — громче обычного крикнул Тимофеев и припал к зеркалке перископа.

Все замерли на своих местах. Даже больной Горбунов, застонав, рывком поднялся с днища танка и потянулся к пушке, за которой сидел Останин. Тот по–дружески отстранил его.

— Сиди, Семен, сиди. Справимся и без тебя. Мне-то у рычагов делать, нечего. Копыта-то сломаны.

Над окопами противника почти одновременно встало несколько земляных столбов, брызнуло беловатым секущим пламенем.

— Ловко наши пушкари их накрыли, — Тимофеев задыхался от радостного волнения.

Разрывы снарядов минут пять следовали один за другим, все чаще и чаще. Танки вели пушечный и пулеметный огонь, увеличивая скорость.

— Куда прет,.. — выругался Останин. — Эх, черт, наскочит на мины!

Одна наша машина стала забирать влево, направляясь прямо к окопам гитлеровцев. За ней бежала пехота.

— Бери правей, в обход балочки! — крикнул Останин и барабанил кулаками о стенки башни, забыв, что никто его не услышит.

Тимофеев откинул крышку башенного люка, протиснул наружу голову и плечи, чтобы подать знак, но в это время у левого борта мчавшегося танка высоко поднялся рыжий султан дыма и огня. Машина судорожно дернулась, низко клюнула носом и, развернувшись влево, застыла на месте метрах в трехстах от фашистских окопов.

— Ох, ты, — вырвалось у Тимофеева, — подорвался!

Остальные танки, заметив происшедшее, стали резко забирать вправо, за ними и пехота.

В окопах фашистов часто затарахтели пулеметы. В их раскатистую дробь тявкающим баритоном вмешались автоматные очереди и трескучие ружейные выстрелы. Ливень свинца обрушился на нашу наступающую пехоту, отрезая ее от танков. Она сначала замедлила движение, а затем, прижатая огнем, залегла и стала окапываться.

Ободренные неожиданным успехом, гитлеровцы поднялись из окопов и, несмотря на огонь танков, двинулись в контратаку.

— Поднялись! Идут! Огонь! — скомандовал Тимофеев.

Пулеметы танка ответили частой дробью. Неся потери, фрицы перебежками шли на сближение.

Пулемет Останина, израсходовав весь диск, замолк. Грохнула пушка, снаряд разорвался прямо в цепи контратакующих.

— Неужто опять отобьют? — с болью в голосе спросил Чернышев, вставляя дрожащими от волнения руками новый диск.

Останин нажал на спуск, и снова неистово забился пулемет. Потом ударила пушка.

— Не нравится. Гады! — крикнул распаленный боем Останин, заметив, что там, где разорвался посланный им снаряд, гитлеровцы больше не поднимаются.

— Товарищи! Еще танки идут, из балки у высотки заходят во фланг, — обрадовался Тимофеев и, пренебрегая опасностью, высунулся по грудь из люка.

Четыре КВ, ведя за собой пехоту, вышли из дальней балки и ударили по левому флангу противника. Внезапное появление новой группы танков и беглый огонь ошеломили гитлеровцев. Цепь дрогнула, ряды смешались и, оставляя убитых и раненых, они побежали назад, к своим окопам.

КВ уже трамбовали окопы противника, когда мимо танка Тимофеева пробежала группа пехотинцев с винтовками наперевес. Один из них в измазанной грязью шинели и с волочащейся по земле обмоткой, сняв на ходу ушанку, крикнул:

— Вылезай, танкисты, фрицы улепетывают!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии