Сердца в броне

Под прикрытием огня фашисты мелкими группами начали переходить в контратаки. Увязая в грязи, задыхаясь от порохового дыма, наши солдаты шаг за шагом все же продвигались вперед, тесня противника. Но слишком губителен был огонь врага, слишком неравны были условия. Зарывшись с головой в землю, гитлеровцы умело использовали местность для создания сильной обороны. Каждая кочка, каждый бугорок «нейтральной зоны» были ими пристреляны, подступы к траншеям заминированы. Наступать нашим войскам, лишенным маневра, было очень трудно. И когда серый мглистый день уже склонялся к вечеру и в разрывах свинцовых туч заструились золотые лучи низко опустившегося солнца, стало ясно, что начатое утром наступление захлебнулось.

Результаты сражения выглядели весьма удручающе. Большинство тяжелых танков осталось на поле боя: одни из них подорвались на минах, другие — поломались, не выдержав чрезмерных перегрузок. Особенно пострадала 3–я танковая рота — из пяти боевых машин четыре осталось на минном поле с подорванными ходовыми частями и разбитыми агрегатами. Они стояли недвижимые и безмолвные, точно великаны, уснувшие после тяжелой работы.

Жил и действовал только танк командира роты лейтенанта Тимофеева. Он медленно двигался вперед, утюжа днищем почву и толкая перед собой громадный вал грязи. Танк ни на минуту не прекращал огня.

Впрочем, положение машины вряд ли можно было считать благополучным. Не работала радиостанция на внешнюю связь, и связь со штабом своего батальона и командиром стрелкового полка прервалась. Экипаж оказался наглухо закупоренным в стальной коробке, и знал только то, что было видно в перископ. На командном пункте принимались какие-то решения, менялась обстановка, важные прежде задачи становились второстепенными, а второстепенные неожиданно выдвигались на первый план, но всего этого лейтенант Тимофеев не знал, да и не мог знать. Может быть, подана команда возвращаться в район сбора или следовало изменить направление удара? Кто мог подсказать ему, как быть дальше, если связь со штабом отсутствовала. И лейтенант всю полноту ответственности за дальнейшие действия принял на себя.

Тимофеев Н. А.

Недалеко за кормой танка плотно залегла наша пехота, прижатая огнем противника. Враг бил из района высоты 69,4, где находились его довольно мощные огневые точки. Они-то и должны стать главной целью экипажа. Если подавить эти гнезда фашистов, положение нашей пехоты облегчится, и она снова двинется вперед.

Конечно, одна–единственная машина — не бог весть какая сила. Однако Тимофеев брал в расчет не только ее броневую и огневую мощь, но и опыт и стойкость экипажа, которому он мог, безусловно, довериться.

Старший механик–водитель, коммунист старшина Останин не впервые вел сухопутный «дредноут» по полям сражений. Бывший тракторист, человек незаурядной физической силы и закалки, он виртуозно владел машиной и смело направлял ее на врага. Останин отличился еще в боях за Москву. Много немецкой техники, пехоты вдавил он тогда гусеницами своего танка в заснеженные сугробы Подмосковья. Не один десяток гитлеровцев нашли смерть от меткого огня его пулемета.

Отлично знали свое дело и командир орудия старшина Горбунов и радист сержант Чирков, и младший механик–водитель сержант Чернышев. Поэтому без тени сомнения, без малейшего колебания Тимофеев приказал подавить огневые точки врага в районе высоты.

Взмокший от напряжения и усталости, Горбунов посылал в сторону высоты снаряд за снарядом. Наблюдавший за противником Тимофеев удовлетворенно улыбался. Танк, маневрируя, продолжал свое продвижение.

Израсходована половина боекомплекта, явственно близка высота. Возбужденный боем лейтенант, почти не отрываясь от перископа, наносил на полях карты карандашные пометки, первые итоги — уничтожены две противотанковые батареи, два пулемета, три дзота и до сотни фашистов.

Но радоваться успеху некогда; впереди — сильно укрепленный узел противника. А у подножия высоты большое скопление его живой силы. Совершенно ясно, что враг готовится к очередной контратаке.

— Давай, Сашенька, — ласково командует Тимофеев Останину, — держи прямо на окопы, ударим фрицев в лоб! Надо сорвать их контратаку.

— Есть ударить в лоб! — прозвучал в наушниках ответ старшины.

Угрожающе бешено ревет мотор, и танк, оставляя за кормой шлейф сизо–черного дыма, ускоряет бег. Фашисты разгадали замысел Тимофеева.

Затарахтели пулеметы, выбрасывая красно–белые языки пламени, залаяли противотанковые пушки. Гитлеровцы вели густой прицельный огонь. Дробно забарабанили по броне осколки мин. Скрестились у башни огненные трассы пуль. Изредка звонко стучат о корпус машины бронебойные снаряды, но она, словно заговоренная, оставалась целой и шла вперед, обдавая врагов пулеметно–пушечным огнем.

До противника остается не более 250 метров, когда лейтенант заметил в перископе бурую змейку брустверов. То там, то здесь с них как бы стекали длинные капли огня. Это заливались горячей злобой пулеметные гнезда.

— Пришпорь-ка еще немного, Саша! — услышал механик голос Тимофеева.