Направляясь к дому командира полка, Юрий еще издали увидел на крыльце Лену и остановился. Острое чувство обиды с новой силой охватило его. Похоронным звоном вновь звучат в ушах слова: «Я люблю другого. Я выхожу за него замуж!» И платье она надела то самое, в каком была тогда в парке, словно подчеркивает: ничего не переменилось, «я прошу вас забыть обо мне». Нет, лучше повернуть назад, уйти домой, в казарму, в рощу — куда угодно, только бы не видеть ее.
Но командир полка ждет…
Юрий подошел к крыльцу, молча поклонился Лене, доложил полковнику:
— Товарищ гвардии полковник! Лейтенант Верховцев по вашему приказанию прибыл!
— Очень хорошо! Вот в чем дело: получена следующая телеграмма от командира дивизии: «Поздравляю с успешным завершением летнего периода обучения. Прошу передать мою благодарность всему личному составу полка. Особо отмечаю достижения лейтенантов Верховцева и Кареева, взводы которых показали хорошую строевую выучку, высокое огневое мастерство, крепкую дисциплину». — И уже от себя добавил: — Поздравляю!
Приятна похвала командира. Но эта радость так мала по сравнению с болью, что снова заполнила сердце.
Понимал ли Орлов душевное состояние Юрия или не обратил внимания на его угрюмый вид и сухой тон, но проговорил весело:
— А теперь к нам обедать. Я Анне Ивановне сейчас позвоню. Бабушка грозится украинским борщом угостить. Прошу!
— Благодарю, товарищ полковник! — все тем же не очень любезным тоном ответил Верховцев. Но и на этот раз Орлов ничего не заметил.
— Обязательно! Лена, приглашай! — и ушел в дом.
Молча стоят Юрий и Лена. Юрий знает: нужно попрощаться и уйти. Какой может быть борщ, какой обед! Надо сейчас же уйти, не оглядываясь. Этого требует мужская гордость, незаживающая обида. Но как трудно сделать хоть один шаг… Молчит и Лена, побледневшая, озабоченная. Проговорила, глядя в сторону:
— И я поздравляю вас!
— Спасибо!
— Давно мы не виделись, — Лена подняла на Юрия глаза. — Вы сердитесь на меня?
— Мне не за что на вас сердиться.
— Вы, уехали в лагерь, не повидавшись со мной.
— Я выполнил вашу волю…
— Мою волю! — голос Лены задрожал. — Мою волю…
Не отрываясь, смотрит Юрий Верховцев в любимое лицо. И вдруг надежда, сумасшедшая, несбыточная, неизвестно на чем основанная надежда, как луч в темноту, проскользнула в душу, все взбудоражив, всколыхнув…
Оживленно беседуя, подошли Миша и Нелли. По всему видно: в их семействе — надолго ли? — наступил мир.
— Здравствуй, Лена! Полковник у себя? — и Миша взбежал по ступеням крыльца. Нелли бросилась к подруге, зачастила:
— Леночка, как я рада! Мы помирились. Совсем помирились. Я так счастлива! — Но, посмотрев на Лену, спохватилась: — Простите! Я вам помешала, — и убежала в дом.
Лена проговорила тихо:
— Помните, в первый день нашего знакомства вы сказали, что никому не дарили цветов… Я тоже никому никогда не дарила цветов… А сегодня… с утра… держу букет. — И выкрикнула, заглушая смущение и слезы: — Берите!
— Что вы делаете со мной, Лена!
Не луч, не надежда, а уверенность заливала, переполняла душу. Так зимним льдом скованная река, вызволенная к жизни весенним солнцем и теплом, заливает берега.
И как всегда не вовремя появился Веточкин: стремительная походка, поблескивание очков.
— Лена, здравствуйте! И здесь цветы. Мы из лесу как в цветник приехали. Когда начнем репетиции? Аплодисментами, продолжительными, громкими, бурными, горячими и переходящими в овацию, я обеспечу.
— Вы все такой же, Виктор.
— Наоборот. Все мои незрелые качества под влиянием солнечных лучей и указаний начальства окончательно созрели, и я теперь вполне зрелый начальник клуба. — И обратился к Верховцеву: — Юрий Алексеевич! Что я вижу? — Приняв торжественную позу, продолжал с пафосом: — Друг ты мне или не друг? Если друг, то запрещаю тебе называть ее имя. Навсегда я вырвал из своего сердца образ коварной…
Верховцев вспыхнул:
— Перестань, сейчас же перестань!
— Откуда эта сцена? — с недоумением смотрит на них Лена.
— Именно сцена, — кивнул головой Веточкин. — Сцена, разыгранная одним лейтенантом в лесу у большого… дуба.
— Лена! Ничего подобного не было. Он все выдумал, не верьте.
— Ты преувеличиваешь мои способности выдумывать. — Но, видя жалкое, смущенное лицо Юрия, Веточкин смягчился: — Я твой друг, и я ухожу.
Лена и Юрий остались одни. Юрий заговорил:
— Виктор сказал правду. Я хотел забыть вас. Но не мог. Я никогда не смогу забыть вас…
С тревогой и надеждой смотрит Юрий на Лену. Лена проговорила чуть слышно:
— Как мне было больно все это время. Я так ждала вашего возвращения. Так боялась, что вы вернетесь чужим…
На крыльцо вышла Акулина Григорьевна.
— Борщ на столе, а вас не дождешься. Да и Анны Ивановны нет, сходили бы за ней, — ворчливо начала она. Но, посмотрев на Лену и Юрия, поспешно добавила: — Положим, горячий еще борщ, обождать можно. — Ушла, плотно прикрыв за собой дверь.
Не сговариваясь, Лена и Юрий пошли по улице. Последними яркими красками цветут астры в палисадниках. Из распахнутых по-летнему окон несутся голоса, смех, гремят торжествующие радиолы.