Сердцам живых (СИ)

От такого заявления аристократка вскочила на ноги, как ужаленная, и ахнула от проснувшейся боли в травмированной ноге. Однако о ней она тут же забыла, когда Асаха тоже поднялся и поравнялся с ней:

— Ты спятил?! — с неподдельным ужасом воскликнула Хоши, — Так нельзя! Тебя казнят за моё похищение, если поймают!

Юноша улыбнулся так, что сердце девушки затрепетало в груди:

— Я не боюсь. А ты?

Хоши обреченно вздохнула. Ее обезоруживала его улыбка, а нежный взгляд дарил спокойствие, уверенность, тепло… Всей душой она захотела, чтобы он был рядом. Ей стоило бы пытаться вразумить его и дальше, но она не могла.

— А я боюсь… — только и выдавила она. — И не могу просить тебя о том, чтобы ты убежал со мной.

Юноша чуть склонил голову набок. И снова улыбнулся:

— Тебе и не придется.

У Хоши перехватило дыхание. Казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от волнения, переполняющего ее. Все условности для нее отошли на задний план и уже было все равно. Ей хотелось лишь одного….

— Асаха… — робко произнесла девушка, потупив взор, и сглотнула, пугаясь того, что действительно произносит это вслух, — Пожалуйста… Обними меня…

Юноша замер, не поверив своим ушам. Действительно ли он все правильно расслышал? «Пожалуйста…» — шепотом повторила она. Парень преодолел в один шаг расстояние, разделяющее их, и прижал Хоши к себе так нежно и бережно, словно она была соткана из ветра, и от малейшего неосторожного прикосновения исчезнет, как мираж. Асаха чувствовал, как девушка дрожит, и как бешено колотится ее сердце. В этот миг весь мир вокруг растворился, перестал существовать. Осталась лишь она, трепещущая в его объятиях, и сладкий запах ее волос.

***

То был жаркий, засушливый год. Палящее солнце безжалостно уничтожало все посевы, а растения гибли, отчаявшись найти хоть какую-то влагу в растрескавшейся почве. Для живых это предвещало новою волну голодных смертей. Для духов — множественное появление Бусо, в которых перерождались несчастные умершие. Их лишенные разума души не знали насыщения и пожирали глупцов, осмелившихся выйти после заката.

Июльский полдень обрушил на путников всю свою мощь, раскалив воздух до того, что весь мир казался одной большой печью. Юноша гнал коня несколько часов подряд, лишь изредка позволяя отдохнуть, чтобы тот не издох. Асахе все время казалось, что преследователи уже видны на линии горизонта и вот-вот с победоносным кличем догонят его, и на этом все будет кончено. Исчезновение аристократки должны были обнаружить едва ли не с предрассветным обходом, а это означало, что лучшие воины феодала уже ищут их след, если еще не нашли.

Измученная дорогой, жарой и недосыпом Хоши сидела сзади, крепко обвив руками парня за пояс, и устало прижималась щекой к его спине. Приличия давно ушли на второй план, хотя девушка долго держалась, как натянутая струна, испытывая стеснение, прикасаясь к юноше. Но вскоре усталость взяла свое, и она оставила свои последние попытки сохранить образ благородной неприступной аристократки. Почувствовав, как она положила голову на его спину, Асаха не сдержал улыбки. Такой жест доверия с ее стороны только пробуждал в нем отчаянное чувство улететь скорее на край света и спрятать девушку ото всех, чтобы никто никогда не разлучил их.

Асаха понимал: он трижды подписал себе смертный приговор.

Раз — усыпил всю стражу, чем подверг опасности своего господина. Да, ему помогли кодама. Но, почти наверняка, все решат, что он что-то подсыпал в еду. Как-никак, к ней у него был доступ.

Два — похитил Кадзе, великолепного вороного жеребца, принадлежащего Рё. Именно он, к счастью беглецов и к несчастью воина, был привязан за поводья рядом с входом во дворец. Лишь за одного этого коня Рё бы лично четвертовал юношу. Дважды.

И, наконец, три — сбежал с дражайшей дочерью феодала. Наследницей великого рода Токугава. Чужой невестой. Быстрая смерть была бы еще мягким наказанием за это преступление…

Вскоре бессонная ночь стала брать свое, и бодрствование начало даваться все тяжелее и тяжелее. От долгой верховой езды болело тело, а моргание превращалось в кратковременный сон. Юноша едва боролся с собой, хотя условия поездки нельзя было назвать комфортными для отдыха. Хоши тоже держалась, в знак солидарности, но, когда стало совсем невмоготу, она начала тихо мурлыкать какую-то незатейливую мелодию.

У Асахи перехватило дыхание: он узнал этот мотив. Эту песню любила напевать мама, когда они вместе ходили за ягодами. Он столько лет её не слышал, что теперь мелодия будто накрывала его теплым одеялом, даря уют. Обнимала, как своего давнего друга.

— Прости. Раздражает, наверное? — прервалась Хоши, заметив, как юноша напрягся всем телом.

Асаха улыбнулся:

— Нет-нет, что ты. Мне нравится.

— Говори, куда он мог отправиться! — гневно ревел Рё, тряся старика за грудки. — Это ты притащил этого щенка! Ты с ним дружбу водил!

Чиё, прижатый к стене, не терял самообладания. Он с вызовом смотрел в глаза мужчине, что того страшно бесило, и он не гнушался бить конюха кулаком по лицу, на что тот охал, а потом начинал нервно, сдавленно смеяться.