На другом конце один из жеребцов начал отчаянно ржать, лупя тяжелым копытом по кормушке, и конюх, всплеснув руками, со словами «Ах ты прожорливая скотина» побежал к разбушевавшемуся животному, что несказанно обрадовало Хоши. Ей только и нужно было, чтобы Чиё оставил её с Асахой наедине. Осуждающе прищурилась, она спросила, не теряя драгоценного времени:
— Так это ты бродишь по ночам по нашему саду?
— Да, госпожа. Простите… — нервно сглотнув, ответил Асаха.
— Никому не рассказывай, что видел меня вчера, — аристократка перешла на шепот, и на лице ее отразилась мольба о помощи. — Отец убьет меня, если узнает, что я без сопровождения выходила из дворца, еще и в такое время.
Юноша удивленно рассматривал стыдливо потупившую взор девушку, и ему стало её жаль. «Так, значит, ее держат взаперти? — с сочувствием подумал Асаха. — Значит, она и сейчас не одна и сопровождение ожидает снаружи?».
— Я не расскажу, — тихо заверил Асаха, на что девушка просияла и благодарно кивнула. Завидев возвращающегося Чиё, она направилась к любимому жеребцу. Девушка еще долго нежно поглаживала сильную шею вороного и теребила пальцами длинную гриву, а юноша украдкой поглядывал на нее снова и снова, не в силах с собой бороться.
Когда Хоши ушла, оставив после себя легкий цветочный аромат, резко выбивающийся из запахов конюшни, Асаха прислонился к стене и, облегченно выдохнув, блаженно заулыбался. Его сердце сильно и быстро колотилось о ребра, и он никак не мог унять щекочущий трепет в животе. «О духи, а я чуть было не упустил свой шанс снова ее увидеть!» — мысленно упрекнул себя парень.
— А ну, прекрати, — сурово сказал старик, неудовлетворенный поведением помощника.
— Прекратить что? — недоумевающе улыбнулся Асаха.
— Это, — кивнул конюх в его сторону. — Так ее ты высматривал все это время? Думал, не замечу? — спросил он, нахмурив брови. — Сынок, она не из нашего мира. Тебе даже думать о ней запрещено! — запричитал он, всплеснув руками. Он, на свою голову, уже успел привязаться к странному парню, а тот решил позариться на достопочтенную молодую госпожу.
Асаха ничего не ответил. Он был слишком счастлив, чтобы думать о последствиях. Ее глаза, ее улыбка, ее светлые добрые мысли… Разве теперь, когда он узнал, что это такое, он сможет просто «прекратить»?
========== Глава 2. Невольные ==========
Ночь дарит свободу. Она даёт крылья бесконечным мыслям, выпускает на волю самые сокровенные мечты, позволяет сознанию устремляться в полёт. Асаха всегда любил это время суток, но лишь очутившись в поместье феодала начал по-настоящему его ценить. Лишь с наступлением темноты он, наконец, мог оставить изнуряющие хлопоты и сбежать из осточертевшей конюшни. Прямиком во владения спящих сакур, которые всегда были ему рады.
— Снова уходишь, — недовольно пробурчал конюх, успевший уже как следует напиться, и, едва не потеряв равновесие, с характерным грохотом оперся ладонью о стену. Асаха, который в очередной раз пытался слинять на волю, застыл на месте и крепче сжал в руках тёплую шерстяную накидку. Ему не нравилось, что старик его задержал, но виду старался не показывать. — Куда тебя несет каждую ночь?
Чиё упорно сверлил влажным от пьяного блеска взглядом спину парня и испытывал непонятную тягу отчитать его за что-нибудь. Вот только в голову ничего не шло, кроме той ереси, что ему наговорили с утра местные торговцы.
— Я гуляю, — холодно отозвался юноша, уже зная наперед, о чем пойдет речь. Лишь одна мысль терзала конюха целый день, и вторгалась в голову Асахи, как назойливая муха.
— Слышал, что говорят о тебе здесь, в селении, — Чиё откашлялся и попытался проследить за реакцией своего помощника. Но тот так и не обернулся, чтобы поддержать с ним беседу. Да и вообще он выглядел так, будто ему глубоко безразлично, что ему говорит старый конюх. — Я хочу, чтобы ты знал, что я им не верю. Не верю, что ты тот, кем они тебя называют…
— Демоном? — с отстраненным интересом угадал Асаха. Ну, конечно, что еще о нем могли рассказать. Деревенские, как пересмешники, повторяли друг за другом одно и то же слово. От мала до велика.
Чиё замолчал. Спокойный тон, с которым юноша отреагировал на его реплику, был неожиданным. Неужто он настолько смирился с нелестным прозвищем, что уже и ухом не ведет при его упоминании? Слухи поселили в сердце старика тревогу, и он просто не мог замолчать, не узнав правды, хоть и чувствовал, что нужно держать язык за зубами.
— Ты странно ведешь себя, — задумчиво произнес он, — говоришь сам с собой. Еще эти хождения после заката…
Асаха, наконец, обернулся, и с отвращением поморщился от увиденного. Юноша и затылком чувствовал, что конюх едва стоит на ногах, но видеть это воочию было куда противнее. В таком состоянии нужно громко храпеть, лёжа лицом в сене, но никак не заводить разговоры, граничащие с сумасшествием.