Сердце

— Тогда, — сказал ему итальянец, показывая на улицу, с которой только что вышел, — иди вот так, всё прямо, и читай звания улиц на всех углах; в конце концов ты дойдешь и той, которую ищешь.

Мальчик поблагодарил его и пустился по указанному пути. Это была прямая и длинная, но узкая улица, с низкими белыми домиками, похожими на небольшие виллы. По улице шли люди, катились повозки и экипажи, так что кругом стоял страшный шум; там и сям висели огромные полотнища, на которых большими буквами объявлялось об отплытии пароходов в неведомые города.

На каждом перекрестке Марко поворачивал голову направо налево и видел две другие, уходящие в бесконечность улицы, застроенные такими же низенькими белыми домиками и также полные пешеходов и экипажей. В конце каждой улицы видна была беспредельная американская равнина, похожая на уходящее до самого горизонта море.

Город казался мальчику бесконечным, ему представилось, что он сможет идти вот так всё вперед целые дни и недели и будет видеть направо и налево всё такие же улицы, которыми, должно быть, покрыта вся Америка.

Марко внимательно читал названия всех улиц, — странные названия, которые он с трудом мог разобрать. На углу каждой новой улицы у него начинало биться сердце, при мысли, что это, может быть «его» улица. Он смотрел на всех женщин, думая, что может встретить среди них и свою мать. Вдруг он заметил впереди себя женскую фигуру, при виде которой его бросило в дрожь; он нагнал ее, посмотрел в лицо, — это была негритянка.

И так он всё шел и шел, ускоряя шаги. Наконец он дошел до одного перекрестка, прочитал название улицы и остановился как вкопанный: это была улица Лос-Артес. Мальчик повернулся и увидел номер 117, а лавка его дяди была номер 175. Он еще ускорил шаги, почти побежал; у номера 171 ему пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Он сказал про себя: О моя мама, моя мама! Теперь я тебя увижу через несколько мгновений!

Он побежал дальше и остановился перед галантерейной лавочкой. Это было здесь. Он вошел и увидел седую женщину в очках.

— Что тебе нужно, мальчик? — спросила она по-испански.

— Не это ли, — произнес Марко, с трудом выдавливая из себя слова, — лавочка Франческо Мерелли?

— Франческо Мерелли умер, — ответила женщина по-итальянски.

Мальчику показалось, что его ударили в грудь.

— Когда же он умер?

— Да уж порядочно времени, — объяснила женщина, — несколько месяцев тому назад. Дела его пошли плохо, и он уехал. Говорят, что он отправился в Байа-Бьянка, это очень далеко отсюда, и умер, как только приехал туда. А лавка теперь моя.

Мальчик побледнел.

Потом он быстро начал объяснять:

— Мерелли знал мою мать, моя мать была здесь в услужении у синьора Мекинес. Мерелли один мог бы сказать мне, где найти ее. Я приехал в Америку в поисках своей матери. Мерелли пересылал ей наши письма. Я обязательно должен найти свою мать.

— Ах, бедный ты мой, — ответила женщина, — но я о ней ничего не знаю. Впрочем, можно спросить служащего у меня мальчика. Он знает паренька, который выполнял разные поручения Мерелли. Может быть, он сможет рассказать тебе что-нибудь.

Женщина направилась в глубь лавки и позвала мальчика, который сейчас же явился.

— Скажи-ка мне, — обратилась к нему лавочница, — не припоминаешь ли ты служившего у Мерелли паренька, который иногда относил письма к одной женщине, жившей прислугой в доме «Сыновей родины»?

— У господина Мекинеса? — переспросил мальчик. — Да, синьора, он несколько раз относил их туда. Это в конце нашей улицы.

— Ах, синьора, благодарю вас! — воскликнул Марко. — Но скажите мне скорей номер… вы не знаете его? Тогда разрешите, чтобы ваш мальчик проводил меня…

Марко говорил с такой страстью, что парнишка, не ожидая разрешения хозяйки, сказал ему: «Пойдем», — и первый вышел быстрыми шагами на улицу.

Почти бегом, не говоря ни слова, оба устремились в конец бесконечно длинной улицы, вошли в проход, ведущий к небольшому белому домику, и остановились перед красивой железной решеткой, за которой виднелся сад, полный цветов. Марко потянул за звонок.

Показалась синьорина.

— Здесь живет семья Мекинес, не правда ли? — с тревогой спросил Марко.

— Жила, — ответила синьорина, произнося итальянские слова на испанский манер, — а теперь здесь живем мы, Собальос.

— А куда же уехали Мекинес? — с бьющимся сердцем произнес Марко.

— Они уехали в Кордову.

— В Кордову! — вырвалось у Марко. — А где же это — Кордова? Ведь у них служила моя мать! Они увезли также и мою мать?

Синьорина посмотрела на него и сказала:

— Я не знаю. Может быть, что-нибудь известно моему отцу, он был знаком с семьей Мекинес, когда они уезжали. Подождите минутку.

Она убежала и вскоре вернулась со своим отцом, старым седобородым синьором. Он несколько мгновений внимательно рассматривал Марко, который был типичным генуэзцем с белокурыми волосами и орлиным носом, и, наконец, спросил у него на ломаном итальянском языке:

— Твоя мать генуэзка?

— Да, — ответил Марко.

— Ну, так служанка генуэзка господ Мекинес уехала вместе с ними, я это знаю наверное.

— А куда они уехали?

— В Кордову, это такой город.