Может быть, меня влекут щели? Где щель – там может быть и дыра. Прореха, разрыв. Проходы. Ямы, в которых неизвестно что, ход в темноту. Пропасть, где происходит нечто невыразимое словами. Ущелья, где таится наше незнание друг о друге. Где может случиться всё что угодно.
Но на самом деле меня, как и других, пожалуй, всё же тянет к гладкому, удобному, надежному. Есть предел несовершенству. И он близок. Слишком много ссадин в неудачных местах. Старческая забывчивость. Дрожь в руках в самый неподходящий – и даже неопасный – момент. Большинство пятен. Неприятный запах, который непрошеным гостем растекается повсюду.
Та прогулка у воды. Самые холодные дни той зимы. Приглушенные звуки, как будто всё вокруг было обито войлоком. Рукавицы, рты, легкие кружащие снежинки. Мои осторожные шаги. Я шла под березами, превращенными тяжестью снега в ивы, и вдруг увидела стеклянное дерево.
Над открытыми водами залива клубился морозный пар, будто море кипело (на самом деле – наоборот). Вечно черное небо. Темно-синее, в черноту. Около часа пополудни – короткий проблеск света в больничном окне. Я вышла около семи. Обледенелые рты памятника Сибелиусу безмолвствовали в заснеженном парке. Отъезжали последние автобусы с туристами, вскидывались последние вспышки фотокамер.
Каждый день я старалась дойти до кафе, что за катерами на приколе и купальней моржей. Сейчас понимаю, что пройти надо было от силы километр. В последний вечер я подобралась так близко, что почувствовала запах кофе и свежих булочек, увидела желтоватый свет в окнах, юных посетительниц кафе и их бойфрендов, уловила звон посуды, нимбом окружавший домик. Тело живет, пока самая слабая часть не подведет. Может, через сто лет, а может, еще до рождения. Или прямо сейчас. Прямо там. Мороз крепчал. Шаги мягких подошв на перине из ледяных кристаллов. Где-то на высоте далекий звон: мокрые ветки, должно быть, застыли мгновенно. Температура резко упала, и капли воды на кончиках остекленели. Каким же резким должен быть перепад, чтобы такое осуществилось? Было безветренно. Откуда же перезвон? Откуда эти скользящие тона? Я остановилась, широко раскрыв глаза, разинув рот. Прямо посреди дорожки. Прохожим пришлось меня обходить. Не подпуская ни единой мысли, я лишь смотрела и смотрела.
Стоит подумать, что я в безопасности, – и неприятности тут как тут. Стоит подумать о том, какая я здоровая, пусть даже с благодарным удивлением, как меня настигает болезнь. Порадуюсь, что, по крайней мере, герпеса нет – спустя пару часов на губе зудит пузырек. Или дело в тайных нейронных связях: какой-то нерв уже чует беду и шлет сигналы в мозг, заставляя думать именно о герпесе? Надо научиться кричать мыслям «нет». Стоит расслабиться – и смерть тут как тут. Твоя – или того, кто еще важнее.
Удерживая самолет в воздухе одной лишь силой мысли.
Я длю твою жизнь непрерывной, абсолютной сосредоточенностью.
Не отвлекаясь ни на секунду.
Я хотела рассказать о пустынях, о закатах, о путешествиях на автомобиле через всю Америку. О живущих в трейлерах старых женщинах: откинувшись назад, вытянув ноги в сапогах перед потрескивающим костром, они смотрят вдаль и вспоминают. Бывших любовников? Хотела рассказать об их седых волосах, стройных подвижных телах. Об их животных. Об их побеге. О зное, от которого дрожит воздух.
Когда я шла там, в тот последний вечер. Слова жгут огнем, и я не хочу.
Я предпочитаю холодные помещения, люблю кутаться – слой за слоем. Пледы, шарфы, шерстяные носки, шали. Люблю горячие батареи, люблю разводить огонь в камине, зажигать лампы, люблю спать под толстым одеялом, пить горячее и отчаянно, до головокружения зевать. Люблю, чтобы темнело в глазах, когда встаю – словно поднимаюсь на новую, неизведанную высоту.
Люблю ступать сухими, загорелыми ногами по горячему асфальту или по траве. Не люблю красные, отекшие стопы. Не люблю больничные носки. Люблю чуть отросшие, чистые, еще влажные после душа волосы, чуть выгоревшие на солнце. Чтобы выпавшие пряди обрамляли лицо, слегка отмечая контур. Не люблю промокшие зимние ботинки, иссиня-красные ноги. Люблю быть легкой, сухой, одетой в свободную, но не мешковатую одежду из хлопка, люблю беззвучно нестись вперед, без объяснений. Хочу идти, озаренная лучами солнца.
В тот раз мама сказала, что больное сердце не болит. Резкая, ясная боль – это от мышц и сухожилий в груди. И так всегда. Раковые опухоли не болят. Если болит – то это не рак. Мягкий, подвижный комок – это не рак. А больное сердце можно прооперировать. В нашей-то стране. И неважно, что сердце крошечное. И если у человека был рак, то он может вернуться. Но у нас-то в семье рака нет.
Мне нравится, когда моча красноватая от свеклы или отдает серой из-за спаржи. Нравится, когда после антибиотиков развивается грибок. Это логично, это я могу принять. Я хочу бегать, ходить. Двигаться до одурения. Люблю простые явления: когда ем острое, специи раздражают слизистую носа и я чихаю и сморкаюсь. Люблю, когда васаби обжигает рот. Люблю выпить много кофе, чтобы пробил холодный пот.