Сердце Аделаиды

Аделаида понимает, что Клотильда многого ждет от грядущего литературного сезона. Клотильда тоже живет без любви уже два года. Ее бисексуальность никак не увеличивает шансы встретить кого-то, а лишь добавляет неуверенности и ей, и окружающим. Не говоря уже о том, что с возрастом Клотильда порядком располнела. Кроме того, она упорно продолжает носить натуральный мех, из-за чего выглядит лишенной совести людоедкой. Аделаиду страшит реакция журналистов, она прощупала почву, «Пророчицы с автострады номер 12» вообще никому не интересны. Гермелина сказала ей по телефону: Клотильда компенсирует одиночество гиперактивностью, если не будет новостей, у нее случится нервный срыв. Аделаида знает, что это правда, но решений у нее немного. Ничто не может нарушить молчание литературных критиков, она уже все перепробовала, стоит произнести имя Клотильды, как повисает неловкое молчание.

Она могла бы продать Клотильду как настоящую колдунью, задействовать свои связи, использовать тех, кто пишет о Еве Лабрюйер. В Париже живет писательница-ведьма, сообщили бы они, а Клотильда позировала бы в церемониальном наряде с ритуальным ножом в руке и бросала бы веточки белого шалфея в котел. Семь богинь Олимпа у алтаря, и с ними – Лилит. Аделаида уже представляет себе репортажи, телешоу, шумиху в интернете. Но тут же одергивает себя: Клотильда никогда не позволит превратить себя в циркового уродца, а их ведьминский культ должен оставаться тайным, о чем ей напоминает Гермелина.

Гермелине тридцать один, она тоже живет одна, но это ее выбор, одиночество, кошки – это насущная потребность. На целых три года Гермелина ввязалась в очень токсичные отношения с одной блестящей, но крайне невротичной специалисткой по Моник Виттиг. После расставания полгода назад она поклялась последовать примеру Бабы-яги и с тех пор отстаивает свое право быть одинокой и самостоятельной. В отличие от Аделаиды у нее нет проблем с эмоциональной зависимостью. Это были страстные отношения, да и синдрома покинутости у нее нет. Аделаида осиротела в восемь лет, ее родители сели в машину, чтобы поехать на вечеринку, и не вернулись. С тех пор она ждет их возвращения и ничего не может с этим поделать, она думает об этом всякий раз, когда раздается неожиданный звонок в дверь. Гермелина и Аделаида дружат уже почти тринадцать лет, они встретились на чтениях Клотильды. Они созваниваются каждый день, за исключением тех случаев, когда Гермелина уезжает в поход, как этим летом.

Гермелина хорошо понимает тревогу, охватившую подруг, все эти разговоры про вторую половину жизни. Она знает, что это не то же самое, что кризис среднего возраста, когда в поисках глотка свежего воздуха люди творят глупости, доказывая себе, что еще живы. Тут же ничего не взрывается, все медленно тает. Гермелина намного моложе, но ей свойственна эмпатия, она чувствует все то, что переживают подруги. Она осознает всю жестокость той реальности, к которой сама, будучи лесбиянкой, не принадлежит: ее подруги полностью подчинены мужскому желанию, которое тем временем угасает. Она возмущается и признает, как это унизительно. Это касается всей компании. Жюдит сорок восемь, и одного кокетливого взгляда, чтобы заполучить интервью, уже недостаточно. Беранжер сорок девять, и она довольствуется типажами, которые нравятся ей все меньше. Клотильде и Аделаиде по сорок шесть, в глазах окружающих они просроченный товар. Гермелину это не касается, но ее злит, что мужчины имеют над женщинами такую власть, она говорит: это ужасно несправедливо. И, завершая разговор, проклинает господствующий в обществе патриархат.

Аделаида вешает трубку, сидя за единственным в квартире столом, ей тесно и хочется умереть. Это будет происходить с ней все чаще. Она думает о Клотильде и ее книге, Клотильда только что вернулась в Париж, и Аделаида не решается ей позвонить, Клотильду нужно будет морально подготовить к худшему. Молчанию, забвению и презрению. В голове Аделаиды возникают все новые преграды, она обозревает их и составляет исчерпывающий список. Еще она думает о новых требованиях Евы Лабрюйер, ожиданиях руководства и прочих инкарнациях стресса, ее желудок сжимается, внутренности скручиваются, вслух она недоумевает: как же мне из всего этого выпутаться?

На часах девять вечера. Когда она была в отношениях, то стояла в это время перед посудомоечной машиной. В 19:45 – перед духовкой, позже – где-то между фильмом и стиральной машиной. Сегодня, одинокая и свободная, она ужинает пачкой Pringles со вкусом сыра, листая ленту в фейсбуке. Она так и не научилась пользоваться инстаграмом. Она не умеет фотографировать и вместо этого собирает аудиовоспоминания, саундтрек с минимумом картинок. Она смотрит, не приглянется ли ей кто среди незнакомых друзей из списка. Никого, разумеется, не находит, но по крайней мере уже 23 часа.