Кто-то вылетел навстречу мне; я ощутила другое создание всем своим существом, и меня затопила радость, неожиданная и хмельная. Эта радость была сродни эйфории, пьяному блаженству, чувству полной расслабленности и в то же время — острейшей восприимчивости… существо потянуло меня куда-то, увлекло за собой к источнику чего-то непостижимого, но желанного.
«Удержи его!»
Снова этот голос! Я потеряла способность думать, мыслящее ядро, остались только ощущения… и они влекли меня подальше от голоса, вместе с тем, с другим созданием…
«Верни его!»
Я двинулась к голосу, и вслед за мной двинулось то, другое… тот, другой… Ведущий нас голос постепенно менялся, становился пронзительным, раздражал… мои чувства и эмоции стали яснее, темнота отступила, мир приобрел очертания.
Я упала куда-то, словно с большой высоты, но при этом не ушиблась. И задохнулась, ошеломленная грузом появившихся мыслей. Реальность вернулась красками, звуками, запахами, движениями…
— София! — кричал кто-то в самое мое ухо и тряс меня так сильно, что зубы клацали. — София!
— От… пусти… — проговорила я столь же благозвучно, как скрипящая дверь.
Мне в ухо крикнули еще раз, уже обрадованно, и сжали еще сильнее, тоже, видимо, от радости. Я поднялась с пола (куда, спрашивается, девалась начарованная мной постель?), оттолкнула душившего меня радостью Криспина и начала тереть глаза, которые до сих пор застилало слепотой темноты.
Протерев глаза, я со всей отчетливостью увидела, что на самом деле лежу прямо на полу, на каком-то тонком матрасе; на мои плечи накинут плед; на меня таращатся Великие и не очень; под потолком вьются и бесятся даймоны… Рядом, тоже на матрасе, лежит спящий красавец — Его Величество король Аксара.
— В-ваше В-величество, — осипло выдавил Боярдо, плюхаясь на колени.
Я не оценила столь умилительного проявления радости, грубо прокашлялась, прочищая голос, и повернулась к Рейну, то есть к Дедрику. Каким-то краем сознания я отметила, что происходит что-то настолько важное, что даже роковое, но не прониклась; склонилась к своему мужу и промолвила:
— Очнись, болван!
Дедрик открыл глаза, залитые теменью, и вместе со мной выдохнул весь зал.
Все смешалось, все забегали, запричитали… Король Ганти заговорил о чем-то, к нам стали пробиваться какие-то придворные; Уэнделл выхватил кнут и дал понять, что готов пустить его в ход, если кто приблизится больше, чем следует.
— Вставай, — велела я королю; голос мой все еще скрежетал, как несмазанные петли. — Поднимайся, тупица, паршивец, обезьяна… безмозглый королишка!
— Заткнись, дорогая, — еле-еле, тоже скрипящим голосом, ответил Дедрик, и начал подниматься.
Ему помог Криспин. Так, мы вдвоем с королем, цепляясь за Криспина, встали, являя себя, живых, залу. Зал вздохнул еще разок, больше трагически, чем радостно. Эгуи было много, их присутствие раздражало и давило. Я заставила себя забыть о том, что мы окружены совсем не друзьями, иначе бы совсем умом расстроилась.
Дедрик тоже с трудом приходил в себя. И немудрено, после той феерической эйфории в темноте! Он постоял немного, покачиваясь, после чего отцепился от брата (но не от меня), и пошел вперед. Я пошла вместе с ним, уверенная, что ослабевшие ноги обязательно уронят меня. Ноги, что удивительно, не подвели.
Мы шли неуверенно и еле-еле, как два внезапно обретших подвижность калеки, зато шли сами. Перед нами расступались. К нам вышли король Ганти и королевская чета Саверьена. Зеркало истины появилось сверху, увеличилось, чтобы всем было видно; его поверхность пошла рябью, готовая отозваться на слова эгуи.
— Великие! — взял на себя право подвести итог король Ганти, Мальволио-со-сложной-фамилией. — Победитель поединка — король Аксара Рейн Корбиниан. Аксар показал свою состоятельность и волю. Имбер выплатит компенсацию Аксару за нападения.
Король Ганти говорил еще что-то, но это было уже неинтересно.
Мы с Дедриком посмотрели в зеркало, удостоверились, что наша победа «задокументирована» и пошли к выходу… Мы умудрились пройти путь от ритуального зала до выделенных для нас покоев, даже не споткнувшись; остается только догадываться, что помогло нам держаться на ногах и даже важно поглядывать на остальных. Слабину мы себе позволили только, когда остались одни. Дедрик, не раздеваясь, рухнул в постель, я тоже.
Меня мутило от избытка эмоций.
Судя по землистому оттенку лица короля, его мутило тоже.
— Ты чуть все не испортил, — закрыв глаза, медленно и утомленно проговорила я. Лучше было бы, конечно, снова сказать ему, что он самоуверенный болван, но я не могла вдохновленно ругаться, когда так устала.
— Знаю, — так же медленно ответил Дедрик. — Спасибо тебе, Соня.
— Одним «спасибо» не отделаешься»… — мне тяжело было говорить, и, кажется, тяжело было даже дышать, до того я была измотана. Но если я сейчас же не выбью пользу для себя, момент будет упущен. — Вернешь меня домой. Очень щедро заплатишь. Будешь по гроб жизни мне обязан.
— Верну. Заплачу. Обязанным всю жизнь не буду.
— Годится. Поклянись, что сдержишь обещание.
— Клясться не стану. Поверь на слово или не верь вовсе.