Сердце акулы

В разноцветных стеклах витражей преломлялся подвижный солнечный блик. Все качалось и плыло в калейдоскопической пестроте. Она с трудом разглядела несколько скамей для прихожан, укутанных в черные платки коленопреклоненных женщин, которые нестройным хором молились и о чем-то просили. Время от времени вдруг криком взвивался писклявый или скрипучий старческий голос: «Топпо! Топпо!» Магическое заклинание, смысл которого Лулубэ поняла лишь тогда, когда, уже выйдя из часовни, побрела прочь. «Тунец, тунец!» — вот о чем молились они святым близнецам, — правильно, ведь сегодня большой косяк этих рыб должен пройти между Стромболи и Липари. И тут она увидела, что вдали на рейде стоит «Эоло».

Почтовый пароход, который ходит из Неаполя на Сицилию, в Мессину, — итак, прошла неделя! Всего неделя с того дня, когда этот довольно красивый, белый почтовый пароход привез ее и Ангелуса со Стромболи на Липари. За одну неделю вся жизнь переменилась.

В тот последний раз «Эоло» привез в Марина Лунга пассажиров, мешки с почтой и полицейских. То, что сегодня «Эоло» встал на рейде и бросил якорь, было, видимо, событием необыкновенным. Потому что несколько оборванцев мальчишек — нет, стоило приглядеться, оказалось, что это были молодые парни, но какие-то малорослые, вроде карликов, настоящие дети нищеты, слишком хилые, чтобы участвовать в лове крупной рыбы, — возбужденно жестикулировали, то и дело оглядываясь на пароход. Потом босиком затрусили к крытому причалу, который упирался в пирс с часовенкой, и стали помогать матросам при погрузке.

Грузить, собственно говоря, было почти нечего.

В присутствии вездесущей полиции — на сей раз ее представлял довольно многочисленный отряд карабинеров, построившихся в две шеренги под командованием упитанного офицера в темно-синей, цвета ночного неба парадной форме с широкими карминно-красными лампасами на брюках, белым шарфом, наполеоновской треуголкой и белыми лайковыми перчатками, левая рука на эфесе длинной сабли, - с пирса при помощи канатов опускали в лодку какой-то груз. Длинный и узкий сундук (или что-то вроде сундука), поблескивавший, словно цинк.

Командующий офицер, при всей пышности формы, был всего-навсего сержантом, он, этот командир, в окружении суетящихся гномов-оборванцев, которые своим видом напомнили Лулубэ их с Турианом проводника — гнома из Сан-Винченцо, казался ненастоящим. Будто Мышиный король из «Щелкунчика» со свитой мышей.

Сундук погрузили в лодку, причем опускали его на дно как-то подчеркнуто бережно, что, однако, ускользнуло от внимания наблюдавшей сцену Лулубэ.

Когда лодка с единственным стоявшим в ней гребцом отчалила, начальник полицейских, судорожно дернувшись, попытался втянуть живот, расправил плечи и поднес ладонь к треуголке. Его отряд стоял по стойке «смирно», передняя шеренга отсалютовала лодке поднятыми карабинами.

От радостного возбуждения госпожа Туриан, что называется, утратила чувство реальности. Поистине, ее в этот абсолютно ясный день поразила слепота.

«Почему они салютовали карабинами? Да мне-то какое дело? Вот точно так же и у нас на Рейне они правят челнами», — подумала она. Тем временем стоявший на корме человек с перекрещенными на спине ремнями уже доставил на «Эоло» свой груз, ничуть не заинтересовавший Лулубэ. На палубе, рядом с коренастым и бородатым черноволосым офицером, — вероятно, это был капитан парохода, — стоял рослый и стройный человек в черном костюме, великолепно сшитом и сидевшем на нем как влитой, в черной фетровой шляпе лондонского фасона, (от глаза художницы не укрылась даже такая деталь). Она увидела, как он снял шляпу, и вроде заблестела лысина. Уж конечно, не Кроссмен. Наверное, какая-то важная птица, вот и явился на торжественную встречу отряд полицейских во главе с сержантом — maresciallo. Тут ее отвлекло еще одно явление, и она уже не увидела, как при помощи лебедок поднимали на палубу длинный цинковый ящик, как отдал ему честь капитан судна и как замер, прижав шляпу к груди, одетый в черное господин; как четыре приземистых матроса развернули флаг — не итальянский, а сине-красно-белый, флаг Соединенного королевства, — покрыли им ящик, осторожно подняли его на плечи и унесли.

По ту сторону мола на каменистом пляже у подножия крепостной стены, там, где вчера сушились рыбачьи лодки, сегодня притаилось несколько бродячих собак.

Сначала две собаки неприметно прыгнули на низкую каменную стенку, потом к ним крадучись подобралась третья. Все три легли и застыли как изваяния, вытянув к морю передние лапы, подняв вверх острые морды и принюхиваясь к бризу — бризу, с которым, по-видимому, к ним доносилось что-то очень важное. Затем все три собаки одновременно вскочили на ноги и, словно завороженные, уставились куда-то в сторону пирса.

Почему они так на меня смотрят?