— Конечно, если ты имеешь в виду сеющих смерть духов. Мои ученики пытаются усмирить одиночек, отбившихся от роя. К сожалению, наши заклинания почти не действуют на центальских тварей. У них несколько иная природа, чем у знакомых нам лесных духов. Так что особо хвастаться нечем. Есть новости и похуже: к ним присоединились многие местные духи, почувствовавшие человеческую слабость, и с каждым мгновением их становится все больше. Они распространились уже по всему городу. Говорят, их видели в окрестностях Прайи и даже в Ульгуте.
— Пора с этим кончать! — процедил сквозь зубы Ищейка. — Ты готов к ритуалу?
— Готов. Дело лишь за малым… Вы принесли, что требовалось?
Растиф молча достал из сумки голову и водрузил ее на стол рядом с креслом Ингуса.
— Надеюсь, вы не ошиблись и мне не придется тратить силы на бесполезный и опасный ритуал.
— Ты начинай, а там увидим, — подбодрил его Ищейка.
Ингус позвал остававшихся в доме учеников. Их было трое. Они должны были помочь старику в проведении ритуала.
— Если боитесь, можете подождать в соседней комнате, — предложил нам Хранитель традиций.
Растиф фыркнул в ответ. Я тоже решил остаться.
Когда все приготовления были завершены, помещение заметно преобразилось. Ученики затворили ставни, комната теперь освещалась четырьмя тусклыми масляными лампами, насыщавшими воздух резким и приторно сладким запахом. Стол поставили перед Ингусом, голову повернули к нему лицом. Кроме нее на столе стоял глиняный горшочек, закрытый промасленной кожаной крышкой, туго обмотанной шнурком. Двое учеников заняли свои места по бокам кресла, взяв в руки деревянные погремушки. Третий расположился с противоположной стороны стола. Перед ним стояла маленькая жаровня и целый ряд небольших пиалок, наполненных разнообразными порошками.
— Начнем, пожалуй, — известил Ингус, нацепил на руки какие-то браслеты и снял крышку с горшочка, из которого тут же поднялось сизое облачко и зависло под потолком меняющим форму сгустком.
Ингус скрестил пальцы, закрыл глаза и… запел.
Но первое восхищение быстро прошло, сменившись иными чувствами.
Слов у песни, по крайней мере, членораздельных, не было, лишь долгие растянутые звуки в низких тонах, от которых у меня завибрировали внутренности. Кроме того, стало как-то неуютно, беспокойно и тоскливо. Мы с Растифом сидел на лавке у стены. Взглянув на Ищейку, я заметил капельки испарины, выступившие у него на лбу. Не знаю, что испытывал он, а мне захотелось заткнуть уши, выбежать из помещения, а то и вовсе — швырнуть в Ингуса чем-нибудь тяжелым, чтобы заткнулся. Но я не мог даже пошевелиться.
Тем временем облачко под потолком по-своему реагировало на «пение» Заклинателя. Вначале оно корчилось, напоминая кусок теста, которое ожесточенно мяли невидимые руки пекаря, меняло цвет, испускало крохотные молнии. А однажды даже попыталось атаковать Ингуса, но словно наткнулось на невидимую преграду и отпружинило обратно к потолку. Стоявший напротив стола ученик зачерпнул из пиалки щепотку порошка и бросил его в жаровню. Остывающие угли тут же вспыхнули сиреневым огнем, испустив сизое дымное облачко под потолок, и тут же вернулись к прежнему состоянию. Наконец, аморфное тело духа стало прозрачно-белым, и в дело вступили ученики. Подняв погремушки, они затарахтели, отбивая замысловатый ритм, вторя беспрерывному стариковскому рокоту. Впрочем, последний вскоре стих, и Хранитель традиций, под аккомпанемент трещоток, заговорил:
— Прошу, не сердись и выслушай меня.
— Говори, — прозвучало из облака. Голос был каким-то нейтральным — ни мужским, ни женским — и бесцветным.
— Прошу тебя о помощи посредника между миром живых и миром мертвых.
— Что я получу взамен?
— Свободу.
Дух молчал, словно размышлял. Потом я услышал:
— Достойная цена. Я согласен. Только не вздумай меня обмануть, иначе пожалеешь.
— Я знаю правила и не стану обманывать. Я хочу лишь задать несколько вопросов человеку, покинувшему этот мир. Его голова стоит на столе. Найди его и дай нам возможность поговорить.
— Я постараюсь.
Дух нехотя оторвался от потолка и, спустившись к столу, тонкой струйкой втянулся через приоткрытый рот в голову Неллиса.
Некоторое время ничего не происходило, и я уж было подумал, что ритуал не удался. Как вдруг стол задрожал, задребезжало оконное стекло, а давление скакнуло так, что потемнело в глазах, а в ушах пронзительно запищало. Ученики, продолжавшие трясти трещотками, заметно напряглись, а Ингус…
Я увидел, как по его щеке медленно поползла глубокая царапина, словно прочерченная невидимым скальпелем. К подбородку потекла кровь, но Хранитель традиций даже не вздрогнул, не поморщился от боли. Он продолжал сидеть неподвижно в своем кресле, и казалось, будто спал.