Я выпил еще чашку кофе и пошел в контору за почтой. Мне пришел обычный набор дешевых проспектов и письмо от некоего господина из Пенсильвании, обещавшего за десять долларов выслать мне брошюру с инструкциями по анализу сигаретного пепла. Я сгреб все в мусорную корзину и задумался над дальнейшим планом действий. Нужно было бы съездить на Кони-Айленд и попытаться найти мадам Зору, любимую гадалку Джонни Фаворита, но потом мне в голову пришла другая идея. Что, если еще раз наведаться в Гарлем? Чем черт не шутит — Епифания Праудфут еще многое может мне рассказать.
Я достал из сейфа свой дипломат и уже застегивал пальто, когда зазвонил телефон. «Междугородняя служба. Вас вызывает Корнелиус Симпсон. Звонок за ваш счет». Я сказал девушке, что согласен все оплатить. На том конце раздался мужской голос:
— Мне горничная передала, что вы звонили. Ей показалось, что дело срочное.
— Вы — Корнелиус Симпсон?
— Он самый.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о Джонни Фаворите.
— А что за вопросы?
— В последние пятнадцать лет вы его видели?
Симпсон рассмеялся.
— В последний раз я его видел на другой день после Пёрл-Харбора.
— А что тут смешного?
— Ничего. С Фаворитом скорей плакать надо.
— Так что ж вы смеетесь?
— А вот как раз чтобы не плакать. Когда он ушел, знаете, во сколько мне это влетело? Так вот, чем рыдать, лучше уж посмеяться… Так что же нужно?
— Я пишу статью для «Лук» о забытых певцах сороковых годов. Джонни у меня первый в списке.
— А я его из своего списка вычеркнул.
— Вот и хорошо. Если бы я разговаривал только с теми, кто его любил, статья получилась бы скучная.
— А его никто не любил, кто с ним общался.
— Может быть, вы мне расскажете о его романе с Евангелиной Праудфут? У него же была какая-то из Вест-Индии?
— Понятия не имею. В первый раз слышу.
— Вы знаете, что он занимался вуду?
— Это что, куклы, булавки и прочая дребедень? Может быть. С него станется: он вечно с какой-то чертовщиной носился.
— То есть?
— Ну, например… А вот был случай. Мы были на гастролях — где, уже не помню — так вот, я смотрю, он на крыше голубей ловит. С такой сеткой еще, как собачник из мультиков. Ну, я подумал, мало ли, может, ему местная кормежка не нравится. Потом отыграли, захожу к нему в номер, а у него этот голубь лежит на столе, весь разрезанный, а он у него в кишках карандашом копается.
— Что за бред?
— Вот и я его спросил. Он мне сказал какое-то иностранное слово, я сейчас не помню уже. Я ему говорю: переведи, а он говорит, что это он так гадает. Якобы в Древнем Риме так жрецы гадали.
— Что-то больно на черную магию смахивает.
Паук засмеялся.
— Точно. Он постоянно с какой-то ерундой носился, то кишки эти, то йога, то еще чаинки какие-то, гадалки — черт-те что. У него еще кольцо было золотое, толстенное, с какими-то еврейскими надписями. Сам-то он вроде не еврей был.
— А кто?
— А черт его знает. Розенкрейцер какой-то. Он еще с собой череп возил в чемодане.
— Человеческий?
— Одно время и человеческий был. Якобы из могилы какого-то типа, который десять человек убил. Джонни говорил, что он ему силу дает.
— Похоже, он вас разыгрывал.
— Может, и так. Хотя ведь он перед каждым выступлением часами на него пялился. Многовато для розыгрыша.
— А вы не знали Маргарет Крузмарк?
— Маргарет… как вы сказали?
— Невесту его.
— А-а, это из высшего общества? Видел пару раз. А что?
— Какая она была?
— Красивая. Молчала все время. Знаете, такие девушки бывают: смотрит тебе в глаза и молчит.
— Я слышал, она гадала хорошо.
— Может быть, не знаю. Мне, по крайней мере, она ничего не нагадала.
— А почему они разошлись?
— Понятия не имею.
— А старые друзья? Есть кто-нибудь, кто все это знает?
— Да говорю же: не было у него друзей. Только череп разве.
— А Эдвард Келли?
— Не слышал. Был один Келли в Канзас-Сити, на фортепьяно играл, но Фаворита тогда и в помине не было.
— Ну, спасибо за разговор. Вы мне очень помогли.
— Не за что.
На этом мы распрощались.
Глава девятнадцатая
Объезжая выбоины, я добрался по Вестсайдскому шоссе до Сто двадцать пятой улицы и покатил на восток, мимо гостиницы «Тереза», мимо гарлемских театров «Риальто» и «Аполлон», пока не выехал на Ленокс-авеню. Неоновая вывеска в витрине аптеки мисс Праудфут была погашена. Окошко на входной двери закрывала длинная зеленая штора, а к стеклу липкой лентой была приклеена картонная табличка: «Сегодня аптека не работает». Действительно, все заперто, и ни гласа, ни воздыхания.
Я обнаружил телефон в соседней забегаловке и поискал в справочнике номер Епифании, но там значилась только аптека. Я позвонил, но никто не ответил. Тогда я нашел телефон Эдисона Свита, набрал первые четыре цифры, но передумал. Лучше нагрянуть без звонка: так больше шансов его разговорить. Спустя десять минут я припарковал машину на Сто пятьдесят второй улице как раз напротив его дома.
У подъезда молодая женщина с двумя ревущими отпрысками у ног рылась в сумочке в поисках ключа, одновременно удерживая вырывающийся пакет с покупками.
— Вам помочь? — спросил я и подержал ей пакет, пока она открывала дверь.