Сердце Ангела

Я проехал Восточной Семнадцатой улицей до Серф-авеню и припарковался возле «Автодрома». Площадку, на которой застыли крошечные автомобили с толстыми резиновыми бамперами, окружал дощатый забор. Кони-Айленд, веселый и яркий в сезон аттракционов, казался городом-призраком. Деревянно-металлическая паутина американских горок возносилась к небу, но не слышно было воплей катающейся публики. Только ветер подвывал, скользя между стойками, одиноко, как паровозный гудок.

Какие-то бедолаги шатались по улицам, ища, чем заняться. Ветер гонял газетные листы по широким пустым тротуарам, словно перекати-поле. Над ними невысоко летали две чайки, высматривая внизу какой-нибудь съедобный мусор. Вдоль улицы стояли киоски, торгующие сахарной ватой, комнаты смеха, рулеточные балаганчики — все наглухо заколоченные, ни дать ни взять клоуны без грима.

Зато киоск «Закуски у Натана» под яркой вывеской с крупными буквами был, как всегда, открыт, и я остановился и купил хот-дог и пиво в картонном стаканчике. Продавец, судя по виду, работал здесь еще со времен Луна-парка.

— Слушай, ты не слыхал о такой гадалке — мадам Зоре?

— Как-как?

— Мадам Зора. Лет пятнадцать назад народ к ней валом валил.

— Не-е. Я тут год всего работаю. Ты меня лучше спроси про паром на острове Статтен. Я пятнадцать лет на пароме продукты возил. Ну давай, спроси что-нибудь!

— Почему ты ушел с парома?

— Плавать не умею.

— И что?

— Утонуть боялся. Сколько можно судьбу искушать?

Он улыбнулся, показав мне четыре дупла во рту. Я запихнул за щеку остаток хот-дога и побрел дальше, прихлебывая пиво.

Улочка Бовери, что между Серф-авеню и Бордвоком, больше походила на ярмарку с цирком и увеселениями. Я брел меж двух рядов притихших аттракционов и думал, что мне теперь предпринять. Цыган спрашивать бесполезно: у них конспирация покрепче, чем у Ку-клукс-клана в Джорджии. Эти тебе ничего не скажут. Значит, буду бродить здесь, пока не найду кого-нибудь, кто не только помнит мадам Зору, но и согласится поделиться со мной своими воспоминаниями.

Для начала я решил повидать Дэнни Дринана — удалившегося отдел жулика, содержащего ныне захудалый паноптикум на углу Тринадцатой и Бовери. Я познакомился с ним в пятьдесят втором, когда он только-только вышел из тюрьмы, где отсидел четыре года. Федеральное бюро расследований хотело привязать его к делу о фондовых махинациях, но бедняга Дэнни был только зицпредседателем при Пиви и Манро, затейниках с Уолл-стрит. Я же в то время работал на одного из тех, кто пострадал от их искусства, и мимоходом приложил руку к раскрытию и этого дела. Так Дэнни попал ко мне в должники и теперь время от времени давал мне сведения о разных темных личностях.

Узкое одноэтажное здание паноптикума было зажато между пиццерией и галереей аттракционов. Фасад его украшала афиша, на которой полуметровыми ярко-красными буквами было написано:

«Спешите видеть:

галерея американских президентов;

пятьдесят, знаменитых душегубов;

убийство Линкольна и Гарфилда;[16]

Диллинждер[17] в морге;

Толстяк Арбакл[18] в суде.

Поразительно! Поучительно!

Как живые!»

В билетной кассе древняя гарпия с крашенными хной патлами раскладывала пасьянс механическим движением гадательных автоматов из соседней галереи аттракционов.

— Дэнни Дринан здесь?

— Там, внутри, — проскрипела она, вытягивая из-под низа колоды крестового валета. — С витриной возится.

— Можно зайти? Мне с ним поговорить надо.

— Все равно плати четвертак, — гарпия кивнула усохшей головой в сторону картонной таблички «Вход — двадцать пять центов».

Я порылся в кармане, извлек монету и подсунул ее под зарешеченное окошко.

Паноптикум вонял застоявшейся дрянью из канализации. На провисшем фанерном потолке расплывались рыжие пятна. Покоробившиеся половицы стонали и скрипели. В стеклянных витринах вдоль стен по стойке смирно замерли восковые люди, словно армия игрушечных индейцев.

Сперва моему взору предстала галерея президентов — двойники больших начальников, облаченные в водевильные обноски. После Рузвельта пошли убийцы. Я шел в лабиринте кошмаров. Холл-Миллз, Снайдер-Грэй, Бруно Хауптман, Винни Рут Джадд, убийцы Одиноких сердец — все они были тут, размахивали ножами и пилами для разделки мяса, шлепая по колено в океанах бутафорской крови, прятали в сундуки руки и ноги своих жертв.

В дальнем конце зала я обнаружил Дэнни. Мой приятель стоял на четвереньках в одной из витрин. Это был маленький человечек в выцветшей синей блузе и серых в точечку шерстяных штанах. Нос пуговкой и редкие светлые усики придавали Дэнни сходство с испуганным хомяком. К тому же когда он говорил, то часто-часто мигал глазами, точь-в-точь как хомячок.