Сердце ангела

Вики плакала этой ночью. Плакала и, сидя на пяточках, снимала тунику и белье с накладкой. Потом она закрыла глаза, отвернулась, почувствовала, как шершавые пальцы идут по белым дорожкам на уцелевшей груди к большому шраму. Глеб вел ладонью по животу и спине там, где проходили рваные шрамы, чувствовал, как серебристая кожа под его пальцами уходит вниз и возвращается обратно. Вытянув тонкие руки вперед, Вики устремилась к нему. Он подхватил ее, развел упругие бедра, прижал с силой к напряженному окаменевшему телу, к своей плоти. Запрокинув белокурую голову, Глеб захватил мягкие губы, слабый язычок и слезы. Этой ночью он не давал ей опомниться. Любовь была неспешной, тихой, приносила удовольствие взаимной ласкою, чувственностью. Долгие прелюдия и междометья привели разум Виктории в состояние опьянения. Она чувствовала, как ее тело стремится слиться с любимым, сердце трепещет от ласковых слов. Странное никогда не испытываемое ранее притяжение совмещалось с напряжением, возникающим в горле. Стоило звуку вырваться из рта на пике страсти, и ответный чувственный поцелуй приводил ее тело к бессилию. Она ласкала его очень осторожно дрожащими напряженными руками, смотрела на него с болью и любовью. И, это все было для него так необычно. Как будто она любила его более чем свою жизнь.

Как же она была нежна и совершенна! Глеб хотел, чтобы Вики забыла прошлое, в результате он сам потерял связь с реальностью. Дорвался, одного раза было мало. Он обласкал ее всю, сделал так, чтобы она каждый раз получала наивысшее удовольствие на вершине.

Рассвет обесцветил небо, приглушил страсть длинной ночи. Глеб лежал посереди смятой постели в чем мать родила с перемазанными красными и черными красками лицом и телом. Косметические средства валялись повсюду, посреди кровати было черное пятно – след от раздавленного коленом тюбика туши. Другие краски были размазаны по простыням и наволочкам повсеместно. Вики спала в его руках, ее спокойное дыхание мягко пробегало по его груди, ладошки были чуть прикрыты, все тело наполнено приятной мягкостью, негой, теплом. На ее спине, бедрах, груди, голенях и даже пальчиках ног попадались радужные мазки. Грудь девушки была покрыта краской полностью. Он столько раз прикасался к ее сердечку, хотел слышать его – вот оно в его руках, под его губами бьется так быстро!

Глеб осторожно вынул руку из-под белокурой головки, переложил красавицу на кровать, медленно поднялся, размял мышцы, потянулся с удовольствием. Он отлично себя чувствовал. Несмотря на бессонную ночь, его внутренние резервы были на максимуме. Выбрав среди запасов девушки гель для душа, он подкинул банку вверх, взял полотенце и отправился к бочке.

От боевой раскраски отмываться водой было затруднительно. Тут нужно было что-то специальное, в чем Глеб не разбирался. Нашел под лавкой у деда керосин, им и оттерся.

Ощутив себя обновленным и освеженным керосиновым обтиранием, мужчина устремился наверх. Тюбики были отправлены в сумку. Вики он закрутил в чистую простынь, перенес на диван и засунул к сестре в тепло под одеяло.

Возвращаясь к беспорядку, Глеб мельком взглянул на Сашу. Тот был полностью погружен в привычный адский мир, высокомерие отражалось на его лице даже во сне. Гордый всегда требует к себе особого отношения. Этот не был исключением.

Белье было сброшено с постели в угол. Глеб подошел к узкому окну, закурил. День устанавливался жарким и при этом хмурым. Предчувствие важных событий витало в воздухе.

Выпустив струю дыма вверх, он еще раз прошелся по фактам:

"Первое, Хакер совершил убийство полицейского, попытался убрать Олю и Александра, он вошел во вкус, и значит, скоро совершит ошибку. Второе, он хранил какой-то предмет в закрытой комнате Виктории. Третье, он связан как-то с другим измерением".

От размышлений следователя отвлекла крепкая женщина с пустым ведром. Она уронила его на тропинку и испуганно перекрестилась, пялясь на Глеба.

– Ну-у-у! – провыл Глеб под нос. – Даже здесь покоя нет!

– С добрым утром! – брезгливо громко бросил он в окно. Отойдя от проема, мужчина взял боксеры, джинсы. Пора было собираться.

Глеб спустился на кухню. Там уже свистел чайник, пахло кофе, на столе лежал свежий деревенский хлеб, масло и козий сыр. Сова повернула голову, без интереса посмотрела на гостя, отвернулась обратно к стене. Сев на скамью, гость сам себе налил кофе, сделал бутерброд. Аппетит испортил дед. Он шумно открыл дверь, зашел на кухню и гаркнул в коридор:

– Муська, иди во двор! Хватит ложить на лестнице!

Прошаркав мимо стола, старик остановился у угла с лампадкой, отвесил низкий поклон и громким зычным голосом начал петь молитву. Периодически бубнеж переходил в верхние тона и прерывался заливистым влажным кашлем. Это раздражало! Глеб сразу представил, как дед режет хлеб и кашляет на него. Поморщившись, он отодвинул от себя еду.

После окончания молитвы хозяин пошел к плите.