Сердце Башни

Во все времена, и во всех социальных структурах — от улья и муравейника и до магазина, научно-исследовательского института, армии либо государства в целом первейшей задачей их существования считается выживание. Все остальное, как то: эффективность в выполнении задач, для которых они созданы, экономическая или финансовая целесообразность, совершенствование и развитие — вторичны, каким бы важным ни казалось что-то иное. Например, что главное в существовании армии — именно защита народа и государства, а в существовании НИИ — продвижение вперед науки и технологий. Нет, естественно, все эти социальные структуры создавались именно для выполнения поставленных перед ними задач, но поскольку все эти учреждения создаются именно в форме социальных структур (а никак иначе они просто не могут быть созданы), то те задачи, которые перед ними стоят, сразу же отодвигаются на второй план. А на первый выдвигается задача выживания. И ничего тут не поделаешь — это, если можно так выразиться, «свойство материала». Мы же не удивляемся тому, что вода мокрая, а лава — раскаленная. Так и здесь. Императивная директива любой социальной (и не только, кстати) структуры — продлить свое существование на как можно более долгий срок… Да и есть в этом некая своя изощренная логика. Ибо если социальная структура не выживет — каким образом она сможет выполнить ту задачу, для решения которой ее сформировали?

А вот ключевым параметром выживания является управляемость социальной структуры. И поэтому практически ни в одной подобной структуре не способны долго терпеть никаких слабо управляемых элементов, какую бы большую пользу они этим самым социальным структурам ни приносили. Именно вследствие подобной, почти (ну, если рассматривать социальную структуру как некий вариант живого организма) инстинктивной реакции на раздражитель, которую любая социальная структура демонстрирует практически рефлекторно, и появляются обычно в местном «фольклоре» истории о «гениальном ученом, выжитом бездарными начальниками-завистниками» или «о нормальном парне, который как выбился в начальники — стал такой сволочью», либо «о хорошем руководителе, которого подсидел такая сволочь…»; ну и о «выскочке, которому больше всех надо и который всех уже достал своим идиотизмом». Все это, несмотря на вроде как разные время, место действия, абсолютно различные организации и отличающиеся характеры главных действующих лиц — одна и та же история. История о раздражителе, понизившем уровень управляемости (и, следовательно, выживаемости социальной структуры), и ее естественной реакции на него.

Точно то же самое и произошло с Йокромбигом.

Внешне же это выглядело так: однажды вечером, когда он неспешно ковылял со своего обычного места на храмовой площади, сыто порыгивая и распространяя вокруг аппетитный аромат неплохого красного вина, его встретило в подворотне семеро нищих и… избили в кровь. Более того, его не только отмудохали, а еще и переломали руки и ноги, а также разрезали горло и перерезали голосовые связки. А затем отволокли на окраину Несвиздзя, к Новому рву и выкинули в него, оставив умирать… Была у местных нищих такая вот стандартная форма казни.

Дело в том, что в Новом рву, каковой когда-то собирались действительно превратить в полноценный ров, который должен был стать частью новой линии городских укреплений изрядно разросшейся столицы Кагдерии, но затем был заброшен (вероятно, вследствие того, что деньги, выделенные на строительство городских укреплений, были очередной раз успешно разворованы), завелась какая-то странная разновидность тухлых рачков. Эти мелкие водные падальщики были известны повсеместно и почти повсеместно использовались для утилизации всякого дерьма — в основном, отходов скотобоен и трактирных кухонь. Рачки всегда с удовольствием поглощали как всякую тухлятину, на которую набрасывались с небывалым энтузиазмом, так и относительно свежую убоину, которую жрали куда менее охотно. Однако рачки, которые завелись в Новом рву, немного отличались от остальных своих собратьев. И в первую очередь тем, что жрали не только тухлятину и убоину, но и… как бы это сказать, еще не убоину. Без особого интереса, может, даже с отвращением, но жрали.

И вот, основываясь на этом странном изменении вкусов тухлых рачков из Нового рва, местный криминалитет и придумал новую казнь. Она заключалась в том, что обездвиженная и лишенная возможности подать хоть какой-то сигнал о помощи жертва погружалась в Новый ров, в настоящее время представлявший из себя длинную зловонную лужу, шириной шагов двадцать, но глубиной всего от локтя до, в лучшем случае, двух, где потом в течение нескольких часов получала весь букет ощущений, испытываемых телом, которое поедают заживо.