Сердце бездны

Раэн взял катер и полетел на нейтронную звезду. Такие высадки — не особо редкое дело, только на этот раз оно было сделано неизвестно зачем. Он прикрепил к скафандру переносной антигравитор — надежный, очень редко отказывающий аппарат, вышел из катера, висящего в паре сантиметров над звездой. Ступил на ее поверхность, колышущуюся под ногами, несмотря на фантастическую плотность своего вещества и рождающую в ответ на каждый шаг всплески тусклого света, который в основном притягивается к полюсам и уже оттуда вырывается в космос. Поэтому за идущим здесь тянется не цепь следов, а слабое переплетение лучей, летящих к двум концам близкого горизонта, за которым горят мощнейшие, невидимые рентгеновские зарева полюсов.

Антигравитор Раэна отказал внезапно (кое-кто предполагал, что Командор сам отключил его). Ноги киборга тотчас слишком плотно прижались к поверхности. И начали впитываться в нее.

Раэн на протяжении нескольких часов медленно, мучительно срастался со звездой. Сознание, как всегда в этих случаях, могло исчезнуть только тогда, когда череп коснется нейтронного вещества и, в свою очередь, начнет растворяться. Боли нет — если мутации не наградили Десантника болевыми рецепторами. Но есть неотвратимость и паралич, от которого не шевельнешь даже веком. Раньше в таких случаях пытались спасать — окружив транспортным полем, обрезали ноги аннигиляционным лучом и поднимали на корабль. Но даже самое мизерное время прямого контакта с нейтронной материей приводило к инфильтрации организма чужими полевыми структурами — и киборг разлагался прямо в лазарете.

А убить Десантника, растворяющегося в Звезде, запрещал все тот же Кодекс.[81] Член экипажа мог идти на смерть, убивать себя — это его право, но никто не смеет сократить чужую агонию, отнять последние — пусть и мучительные — секунды жизни.

Озр нарушила Кодекс. Она слишком явственно представляла, как Раэн мучается там, внизу. Остальным было объявлено, что Командор имел плохие предчувствия и приказал уничтожить себя в случае любых осложнений. Десантники, хмурясь, признали, что эта дилемма не имеет удовлетворительного решения: либо нарушение приказа, либо убийство. Так что ворчание на рейдере ограничилось парой часов, а в Метрополии этим делом, естественно, вообще не заинтересовались. В Бездну идут добровольно, прекрасно зная, что там ежегодно гибнет около миллиона киборгов. (И вообще, Десант — огромное общественное благо, резервация для всяких смутьянов, авантюристов и кого там еще.)

В Координатории не существовало даже родителей, способных возмутиться смертью детей. Мужчины и женщины сдают свой генетический материал в Демографические центры; компьютеры подбирают пары клеток; за два месяца зародыш выращивается в автоклаве — и ребенок отправляется в школу-интернат. Никто не знает, из чьих клеток выращен. В многомиллиардной цивилизации наверняка были нередки случаи инцеста — но за этим никто не следил. Такое тоже никого не волновало.

Примерно через год после гибели Раэна Озр стала Командором.

И вот сейчас убитый печально глядел на убийцу.

— Где ты был? Все эти миллионы лет? Что тогда произошло с тобой, Наставник?

— Я не знаю. — Раэн качнул головой. — Воспоминания обрываются тем, что в меня попал выстрел с катера. Это была ты? — Озр кивнула. — Немногие способны плюнуть на Кодекс, и из таких на рейдере была одна ты. Я очень благодарен тебе за тот луч… А потом я помню, как только что шел по коридору, а также то, что мне надо тебе сказать.

У Озр появилось специфическое ощущение — аналог человеческих «мурашек по коже». Раэн глядел мимо нее и говорил тихо, очень убедительно:

— Ты пожалела меня тогда, а мне жаль тебя сейчас. Не знаю, сколько лет прошло для тебя, но ты выглядишь усталой. — Поднятая ладонь погасила попытку возразить. — Но ты имеешь шанс благополучно покончить с этими проблемами. Через меня говорит некто очень могущественный и хорошо относящийся к тебе. Вспомни, что ты ушла в Бездну почти ребенком, насмотревшись фильмов о подвигах. Но героизм — вещь, выгодная всем, кроме героев. И твоя мечта стать суперменом привела к тому, что ты превратилась в монстра — одного из тех, от которых втихаря шарахалось все население Координатории. Но сейчас не будем говорить на эти сомнительные для тебя темы. Вспомни о другом — в Бездне ты всегда касаешься смерти. Ты ни на секунду не можешь оторваться от этого призрака по-настоящему. А умирать ведь страшно. Я прошел через это и знаю, что говорю. И чувствую: ты отлично понимаешь, как это страшно.

— Я ничего не боюсь, — сказала Озр второй раз за эти сутки.

— Не надо. Здесь ты одна — меня, покойника, можно не считать. Здесь не перед кем выглядеть, пойми.

— Здесь есть я.

— Обманывать себя — это недостойно.

— Я не обманываю.