Сердце Бонивура

Двое конных показались невдалеке. Ускользнуть от них было невозможно. Они заметили Виталия. Бонивур присел в полынь, торопливо зарыл наган, вынул из гимнастерки документы — комсомольский билет и мандат делегата Третьего съезда комсомола, закидал травой. Разодрал подкладку фуражки. Вынул листок папиросной бумаги — это были владивостокские явки, которые Виталий не успел заучить. Первым движением его было положить бумагу в комсомольский билет, но он остановился: слишком многими жизнями рисковал Виталий, оставляя здесь явки. Он бросил взгляд поверх полыни. Конные повернули к нему. Тогда Виталий принялся жевать бумагу. Она набухла и стала жесткой. Кое-как разжевав, он проглотил бесформенные комки, в которые превратилась бумага, и, сплюнув горькую слюну, поднялся. Демонстративно застегивая ремень, пошел прямо по дороге, не скрываясь. Конные догнали его. Посмотрев на их смуглые скуластые лица и желтые лампасы, Виталий подумал: «Гураны, забайкальские! Народ хитрый… Этих не проведешь!» — И, опережая вопросы, спросил, протягивая ладонь:

— Махорочки не дадите, господа казаки? Курить страсть хочется.

— Кто таков? — придержал коня старший казак.

— Соседский, — отвечал Бонивур, глядя на него.

— Чего тут шалаешься?

— Да вару призанять хотел. Сапожник я… Так что, не дадите махорочки?

— Нашел время за варом ходить! — сказал второй, разглядывая Виталия.

Бонивур усмехнулся:

— Откуль же мне знать, что тут пальба подымется? Кабы вы упреждали, что, мол, тогда-то будем палить, так я бы и не пошел… А погода с утра была добрая.

— Больно ты разговорчивый, — сказал второй.

Виталий понял, что чуть не переборщил. Все внутри у него клокотало от волнения. Нетрудно проявить доблесть и выдержку в бою, где справа и слева товарищи, думающие то же, что и ты. Но когда ты один и безоружен; когда на выручку тебе не придут ни сила, ни оружие, нужно еще что-то, кроме храбрости. Тут нужно ясное сознание и трезвая оценка. Ни тени страха — или все погибло. И Виталий победил в себе страх. Он заставил себя улыбнуться.

— А уж род у нас такой… говорливый. Фамилие мое Говорухин. Опять же сапожники, они завсегда говоруны… Шпильки-то вгоняешь-вгоняешь, дратву сучишь-сучишь, мысли всякие думаешь-думаешь, аж тошно станет. Ну, живого человека увидишь — и язык сам завьется… Неда ром говорят: язык без костей!

— Точно, что без костей, — сказал казак. Он вынул тавлинку и отсыпал Виталию махорки. — Самосадка, горлодер!

Виталий скрутил козью ножку и задымил. Слезы выступили у него на глазах. Он поперхнулся.

— И то горлодер… У нас такого не садят.

— Рази, паря, здесь табак? — снисходительно сказал казак. — Не табак, а капуста. А это — забайкальский.

Казаки проехали мимо. Виталий шел, едва шевеля ногами. Топот сзади заставил его отскочить в сторону. Мимо пролетел еще один белый. Он догнал тех, что трусили впереди, что-то показал им, и вдруг все трое повернули назад, к Виталию. Третий крикнул ему:

— А ну, давай, паря, шагай за нами.

— Чего это? — удивился Виталий.

— Отведем в штаб, там узнаешь.

— Да мне до вечера вернуться домой надо. Хозяин заругает! — громко сказал Виталий.

Белые переглянулись. Двое настроены были в пользу Виталия, но третий решительно заявил:

— Давай, давай… Кому говорю?

Взятую на себя роль приходилось играть до конца. Виталий опять обернулся к казакам:

— А бумажку мне в штабе дадут, что я задержан был, а не с девками балясы точил?

— Иди… Коли надо, дадут… Да добавят еще.

Виталий зашагал. С боков и сзади ехали белоказаки. Лошади касались его мордами и обдавали теплым дыханием.

5

Простившись с Виталием, Настенька побежала домой.

Она бежала и думала о Виталии и об их объяснении в любви, неожиданном и простом. Из знакомых парней ни один не грезился ей. Когда же впервые в деревню с отрядом пришел Виталий, она, увидев его, сразу почувствовала, что он ее желанный. Когда поцеловалась девушка со своим любимым — словно обет ему дала в верности, потому что знала: второй поцелуй соединит их не скоро. Страх пронизал ее всю, когда у нее мелькнула мысль, что село окружают белые и Виталию придется идти через их огонь, что пули убивают и тех, кто много любил, и тех, кто впервые поцеловал девушку.

А рядом со страхом жила в ней радость, что без лишних слов сказал о любви своей Виталий. И в короткий миг, пока глядела она ему в глаза, родные, ласковые, хорошие, родилось в ней счастье. И чтобы сберечь его, она оттолкнула Виталия, сказала ему: «Беги!» Трижды повторила она это слово, пока смог оторваться от нее юноша. Она подтолкнула его и побежала сама.

Ее дом стоял на окраине. Бежать пришлось через половину села. Улицы опустели. Кое-где в домах позакрывали ставни. Хаты словно ослепли: в окнах торчали подушки и дерюги. Настенька оглянулась. Виталий скрылся из виду. «Только бы добрался до брода!» — подумала Настенька, услышав трескотню выстрелов на холме.