Сердце Бонивура

Эти слова она говорила вслух, потом шепотком спросила, увидев, что он устремил на нее свой замутненный взор:

— Все наши ушли? Никого эти катюги больше не взяли?

Она ждала ответа, а Кузнецов вдруг заметался и застонал, словно хотел куда-то бежать. Он что-то шептал, но Настенька не могла разобрать ни одного слова. Стала гладить его по голове, но фельдшер метался еще сильнее.

Мимо раненых в сопровождении Суэцугу прошел Караев. Он направился к фельдшеру. Настенька опять принялась за перевязку. Караев, не обратив на нее внимания, склонился над умирающим.

— Жив? — спросил он.

Кузнецов открыл глаза. Суэцугу потер руки с довольным видом и, насколько мог, ласково взглянул на девушку.

— Хорошо надо перевязать.

— Говорить можете? — спросил Караев фельдшера.

Кузнецов ответил слабым, глухим голосом:

— Да.

«Зачем это он?» — подумала Настенька, оглянулась на японца и незаметно тронула фельдшера за руку: «Молчи уж, нечего с ними говорить!..»

— Вы знаете всех, кто помогал партизанам? — задал Караев вопрос.

Настенька похолодела. Кузнецов ответил тихо, но внятно:

— Все они одним миром мазаны!

Услышав незнакомое слово, Суэцугу недоуменно поднял брови, вынул из кармана маленькую книжечку — словарь и торопливо перелистал его, ища объяснения.

У Настеньки задрожали руки и лицо стало бледным. А Кузнецов тем же глухим голосом закончил:

— Всех под одну гребенку надо… и старых, и молодых…

Суэцугу шепнул что-то ротмистру.

— Фамилии скажите! — потребовал Караев.

Настенька замерла. Сейчас человек, которого она только что перевязывала, навлечет несчастье на головы многих близких ей. И жалость, которую еще минуту назад испытывала она к нему, нежность и все сострадание ее показались ей постыдными. Она содрогнулась от гадливости и омерзения. Сейчас Кузнецов назовет людей. Он уже тяжело передохнул и пошевелил губами, собираясь с мыслями. И помешать этому нельзя…

Короткая мысль заставила Настеньку вздрогнуть.

Она наклонилась к Кузнецову еще ниже, словно для того, чтобы пропустить бинт вниз. Кузнецов раскрыл рот. Настенька, сама холодея от того, что она намеревалась сделать, нажала левой рукой на живот раненого. И вместо слов из его глотки вырвался вой от боли, пронизавшей его. Он оскалил зубы, задохнулся и потерял сознание.

Настенька же, собрав все свои силы, с притворной тревогой посмотрела на фельдшера и покачала головой:

— Как мучается!

Суэцугу окинул девушку подозрительным взглядом, Караев досадливо сморщился. Нужно было во что бы то ни стало, пока Кузнецов не умер, узнать от него все. Они стали терпеливо ждать, когда фельдшер очнется. Через несколько минут Кузнецов пошевелил головой и открыл глаза. Суэцугу, переводивший глаза с него на девушку, нахмурился и сказал ей резко:

— Э, росскэ, уходите… — и махнул рукой в сторону.

Настенька отступила на несколько шагов. Караев сказал:

— Скажите фамилии тех, кто помогал красным.

Как упрямо цеплялся за жизнь Кузнецов! Сколько злобы было в этом долговязом искалеченном человеке, который, умирая, тащил за собой других, чтобы дать исход своей ненависти! Отошедшая к другому раненому, Настенька услышала, как Кузнецов назвал фамилию ее, Жилиных и старика Верхотурова. На секунду Кузнецов смолк, потом сказал, что партизаны не могли уйти далеко и, переправившись через брод, отсиживаются в тайге. Он часто дышал, в горле у него хрипело, грудь вздымалась неровно, порывами. Острые приступы боли заставляли его извиваться, но он говорил, называя людей, перемежая их имена с ругательствами. И столько ярости звучало в его голосе, что даже Караев почувствовал себя скверно.

— Как найти брод? — спросил Суэцугу, вынув из кармана карту местности.

«Против казаков нашим не устоять, все хворые да раненые!» — подумала Настенька.

Она мгновенно представила себе, как помчатся кони через реку, как по тропе, тайной и нехоженой, поползут белые. Выстрелы и крики нарушат тишину леса, и кровь окрасит мягкую зеленую траву. Представила Виталия убитого. Она встала, выпрямившись во весь рост, подошла к Кузнецову и туда, где на белой перевязке, сделанной ее руками, виднелось розовое пятно просачивающейся крови, с силой ударила ногой. Кузнецов дернулся и захлебнулся красной пеной. Глаза его дико выкатились. Вслед за этим широкой струей черная кровь хлынула у него из горла, затопив все слова, которые он собирался прохрипеть. Суэцугу сунул карту в карман и взялся за саблю. Караев отшатнулся и выхватил револьвер.

Белые со всех сторон бросились к Настеньке. Она не сопротивлялась. Рябой заломил ей руки. Испуганно вскрикнули девушки. Раненые завозились, приподнимаясь на локтях. Караев подошел к Настеньке:

— Ты что же это, девка? А?