Сердце Бонивура

— Ну, знаете… — развел руками Караев.

— Вам этого не понять! — с видом превосходства сказал Суэцугу и продолжал писать свое донесение.

Напоследок каратели прошлись по крестьянским дворам. Большинство польстилось на съестное. К седлам приторочили и в сумы напихали кур, гусей. По селу разнесся поросячий визг: волочили за ноги живых поросят, вытащенных из свинарников.

В хатах, где хозяева не заперли дверей, казаки хватали что попадало на глаза — полушалки, сапоги. Один унес балалайку и тренькал на ней пальцем. Другой стащил целую скрыньку, обитую жестяными полосами, скрепленными медными гвоздями, и украшенную охровыми и суриковыми разводами.

Караев с перевязанной головой вышел из штаба. Кубанку он держал в руках: теперь она не налезала на голову. Сморщившись, он поглядел на мародеров, но ничего не сказал.

Суэцугу, сопровождавший ротмистра, удивленно посмотрел на площадь, откуда доносилось подавленное кудахтанье и гоготанье. Потом глубокомысленно заметил:

— Военная добыча есть награда доблести воина.

Караев покосился на него. Ординарец подвел лошадей. Ротмистр и поручик сели на коней.

2

Лебеду и Виталия вывели. Они щурились, выйдя на воздух. Увидев перевязанного Караева, Виталий не мог сдержать усмешки. Значит, пока они с Лебедой сидели взаперти, в селе что-то произошло. Караев из-под полузакрытых век посмотрел на Виталия. Вполголоса отдал какое-то приказание ординарцу и с небольшим эскортом уехал.

Ординарец передал приказание подхорунжему, и тот ускакал. Белые подошли к Лебеде и Виталию. Партизанам связали за спиной руки и накинули петлю на шею. Лебеда крякнул, а Виталий поежился, почувствовав прикосновение веревки. «Неужели тут и кончат?» — промелькнула у него мысль. Но у Караева были другие планы относительно захваченных в плен. Белые сели в седла, не выпуская веревок из рук. Значит, поведут, но куда?

Какой-то молоденький казачок, не успевший ничего уворовать у крестьян, так как дежурил возле лошадей, заметил на ногах Виталия добрые еще сапоги. Он кивнул головой и сказал Бонивуру:

— А ну, сымай… Чего зря топтать будешь.

Виталий сказал насмешливо:

— Что, служба, у белых даже сапог не выслужил? Плохо твое дело.

Тот зло посмотрел на Виталия и передразнил:

— Не выслужил, не выслужил… С вами черта в ступе выслужишь!

— А чего же ты служишь? Ушел бы… а то у тебя жизнь впереди. Молодому-то, поди, неохота умирать, когда красные поднажмут.

Казачок окрысился:

— А ты, думаешь, старым помрешь? Не надейся! Караеву в лапы попал — он те жизнь-то укоротит.

К ним подошел урядник Картавый.

— Что тут за разговоры?

— Сапоги, говорю, на ём ладные. Чтоб не пропали, снять надо.

Урядник наклонился, рассматривая сапоги. Большим пальцем провел по коже: хороши.

— Сымай!

— Коли надо, снимай, — усмехнулся Виталий, — а то руки развяжи.

— Ну, это не выйдет, насчет рук, — погрозил кулаком урядник. — Развяжи, пожалуй, так потом и не найдешь.

— Вас же сотня, а я один, — сказал Виталий, надеясь, что руки, может быть, развяжут, а там будет видно.

Но урядник вместо ответа крикнул:

— Садись! — и, не дожидаясь, пока Бонивур сделает это, схватил его за ногу.

Виталий неловко упал, ударившись плечом о землю. Урядник схватил сапог за подошву и каблук, потянул на себя. Сапоги сидели плотно. Урядник покраснел от натуги, но упрямо тащил к себе. Рванул сапог и снял его, чуть не вывихнув Виталию ногу. Молодой протянул руку за сапогом. Картавый показал ему кукиш и, разувшись, стал натягивать сапог себе на ногу. Молодой сказал:

— Куда тебе, на твои тумбы! Ведь не налезут.

Урядник продолжал распяливать голенище. Оно с треском лопнуло по шву. Молодой сердито сказал:

— Ну, что я говорил, черт ты этакий!.. Зря только отнял.

Он схватился за второй сапог, но урядник, оттолкнув его, снял сам и клинком разрубил сапог пополам.

— На-кася выкуси…

Наблюдавшие за этой сценой расхохотались. Только бородатый Митрохин осуждающе покачал головой, с нескрываемой жалостью глядя на пропавшие сапоги.

— Эх-ма! Товар хорош был.

Обращаясь к нему за поддержкой, обескураженный казачок развел руками:

— Видал? Эва, как он… Ни за что ни про что… А? — Плачущим голосом он укорял урядника. — Кобель, право слово, кобель! И сам не гам, и другому не дам! Ну, и зачем же ты их порубил, черт косой? Я бы их починил.

— А чтоб ты начальство уважал… вперед бы не совался.

— Ну, ты, начальство, — шишка на ровном месте.

— Поговори у меня! — прикрикнул Картавый, гулко высморкался и ушел.

Молодой в бешенстве погрозил ему вслед кулаком.

Бонивур с усмешкой смотрел на все происходящее. Лебеда пошевелился.

— Христопродавцы… Одно слово, мародеры. Сапоги, сапоги! Мало не передрались из-за обуток, а о хозяине и не вспомнили, гады… — сказал он громко.

Митрохин ответил ему:

— Вспомним, не обрадуешься!..

Он хрипло откашлялся и отошел к коновязи. Лебеда сплюнул в его сторону. Тихо, только для Бонивура, добавил:

— Не знай, что тут было, пока мы в чулане сидели. Главную-то собаку кто-то благословил… Видал, башка перевязана? Теперь такое дело: надо бы нашим дать знать, что и как. Тут, пока эти лаялись, я с мальчонкой Верхотуровым перемигнулся.