Сердце Бонивура

Томительный жар словно придавил все вокруг. Даже птицы в кустарнике замолкли, оглушённые зноем. Солнце все сильнее и сильнее палило землю, будто решило выжечь её дотла. Несмелый ветерок не смягчал жары, царившей вокруг.

«Быть грозе!» — подумал Колодяжный, сбив свой треух на затылок и обливаясь потом.

И в самом деле, гроза была близка…

Глава двадцать четвёртая НАЛЁТ

1

Партизанский дозор, выставленный у завода Пьянкова, обстрелял белых. Белые замешкались было, но Суэцугу махнул на дорогу рукой, и казаки поскакали дальше. Алёша Пужняк только что залил бочку бардой. Увидав, что белые помчались к селу, он вскочил на коня и понёсся быстрее ветра напрямик, опережая казаков, чтобы предупредить штаб.

Старик Колодяжный прищурил глаза: на дальней дороге, которая вела к заводу Пьянкова, заклубилась пыль. Вовка тронул старика за рукав.

— Дедка! Глянь, скачет, — шепнул он.

— Вижу! — хмуро отозвался партизан, открыл подсумок и широко перекрестился. — Ну, помогай бог! — Он обратился к побледневшему при виде этих приготовлений мальчику: — Беги, сынок, до штаба! Бонивуру скажешь: скачут сабель сто, а может, и поболе. А потом ховайся да татьке с мамкой скажи — окна подушками закрыть, а самим в подпол залезать. Носу на улице не высовывать, пока не уйдут белые из села… Ну, чего стоишь? Беги!

— А вы, деда? — спросил мальчуган. — А вы?

— Беги. Я за тобой.

Вовка помчался через кустарники, заливисто засвистел, заложив два пальца в рот, — это был условный знак. Колодяжный посмотрел вслед Вовке, пригладил бороду, вздохнул и опять внимательно прощупал глазами местность. Далеко в стороне, поперёк кривизны дороги, что вела к заводу, скакал одинокий всадник. Он почти слился с лошадью.

«Кто такой? — спросил себя старик. — Скачет, будто упредить хочет. Не иначе как кто-нибудь из наших… А эти-то, ишь, наперерез пошли. Придётся этих осадить. Господи благослови!» Колодяжный поднял винтовку, тщательно прицелился во всадников, показавшихся на дальнем повороте, и выстрелил. Вогнал второй патрон, вскинул винтовку, приложился и опять нажал на спусковой крючок. Выстрелил он пять раз с быстротой, на какую способен лишь старый солдат и охотник. Все пять выстрелов заняли несколько секунд. Потом он всмотрелся в колонну. Про себя сказал:

— Ай да дед! Поди, паря, двух спешил… Так и надо. Не скачи! Расскакались, черта вашей матери!

Колонна расстроилась. Кинулись в сторону лошади, сбросившие седоков. Задние осадили, оглядываясь по сторонам. Головные оторвались от середины, затем стали поворачивать и спускаться со шляха на обочины. Отряд рассыпался по кустам. Белые стали пробираться скрытно и сильно замедлили продвижение.

Одинокий всадник ожесточённо нахлёстывал коня. Колодяжный ясно разглядел красную ленту на его фуражке, а мгновением позже узнал Алёшу Пужняка.

— Добре, сынок, добре! — шепнул он.

Алёша, не обращая внимания на выстрелы, мчался к селу. Прорвался через кустарники и пересёк дорогу. Вылетел на пригорок, мелькнул в кедровой рощице, выехал на малую тропу и, втянув голову в плечи, помчался к околице.

Большая группа белых скопилась в лощинке справа. Лощинка вела к селу, огибая высоту, на которой притаился Колодяжный. Белоказаки шли осторожно, оглядываясь по сторонам. Партизан опять тщательно прицелился и выстрелил.

И на этот раз он не промахнулся. Пули его находили тех, к кому посылала их твёрдая рука. Вот один как шёл, так и уткнулся в траву, не выпустив поводка из рук. Под вторым конь шарахнулся на пригорок, пролетел по нему несколько шагов, вздыбился и рухнул наземь, придавив своей тяжестью седока. Третий вдруг выпрямился в седле, приподнялся на стременах, взмахнул нагайкой, словно собираясь ринуться вскачь, и кулём запрокинулся на сторону. Испуганный конь помчался назад, оглядываясь на седока, которого волочил по земле, и скрылся в кустах.

Колодяжный увидел, что белые положили коней, — видимо, совещались. Он перебежал на другую сторону холма. Алёши Пужняка не было видно, он уже добрался до Виталия. Между тем и белые оправились от смятения, вызванного выстрелами, и пошли широким фронтом, охватывая полукругом дорогу к селу и подступ к холму, на котором находился Колодяжный, окружая засаду. Дед высмотрел место, где кусты колыхались сильнее.

— Либо конные идут, либо группа. Была не была — повидалась! — сказал он вслух и выстрелил. Должно быть, ранил лошадь, потому что та высоко подняла голову и бросилась в сторону. Она ломилась через чащу, и треск сучьев пошёл по кустам. Наконец она заржала звонко, заливисто и потом замолкла. — Жаль конягу! — сказал дед.

Выстрелы деда вызвали переполох среди наступавших. То тут, то там в чаще замелькали лица и фигуры людей. Колодяжный, разрядив винтовку наугад, обежал холм и увидел, что настала пора уходить. Приседая по-стариковски, он трусцой побежал к околице села. Крики наступающих заставили его обернуться. Беспорядочно стреляя, белые кинулись на холм. Дед показал кукиш:

— На-кося, выкуси… партизанского!