Сердце бури

От удара в голове слегка прояснилось, и Генри понял сразу две вещи: во-первых, воздух теперь пах еще и отцовской меховой курткой, а ничто на свете не может пахнуть столькими вещами одновременно. Во-вторых, прямо над его лицом нависла опасная на вид зубастая морда. Прежде чем Генри успел что-нибудь в связи с этим предпринять, чудовище щекотно ткнуло его носом в лицо и отпрянуло – обожглось. В голову Генри медленно, как сонная муха, вплыла мысль о том, что это не чудовище, а лошадь.

– Снежок, – заплетающимся голосом пробормотал он. Лошадь точно не была Снежком, но ему было все равно, слова посыпались из него сами собой. – Мы забыли Снежка. Фальшивый я и Эд приехали на них с Болдером в деревню Джетта. Мы ушли искать Предел, а лошади остались там. Их ведь не обидят? Я про них забыл. Эдвард расстроится, он любит Болдера, Болдер – друг.

Лошадь слушала его излияния с некоторой тревогой в глазах, а потом нерешительно поднесла морду к нему и с силой боднула. Мозг медленно и неохотно выдал Генри сведения о том, что Снежок был белый, Болдер – черный, а эта лошадь – рыжая, и где-то он ее уже видел. Лошадь всхрапнула, приподняв верхнюю губу, и он увидел ее верхнюю челюсть: желтоватые зубищи, кривые и слегка наползающие друг на друга.

«Кривозубая кобыла» – вот что говорила Мойра про лошадь, с которой разговаривал Йенс Кэмпбелл. Воспоминание о Мойре резануло, как ножом, и Генри вздрогнул и пришел в себя. Запах был просто одуряюще прекрасный, и Генри кое-как встал, стараясь дышать через рот. Смирная лошадка, за которую он держался, была привязана к дереву, а неподалеку стояла старая телега, тоже смутно знакомая. Генри сонно предположил, что лошадь и телега попали сюда вместе. И еще одно воспоминание пришло к нему, похороненное под сотнями других событий, но все еще яркое: эта лошадь была запряжена в повозку Джетта, на которой тот приехал в Хейверхилл месяц назад. Телегу пришлось бросить на постоялом дворе, так что ж она тут теперь… Думай, думай. Лошади с телегами просто так не разгуливают, где-то рядом должны быть люди.

Воздух теперь пах печеньем, которым любил угощать Тис, и этот запах отвлекал от размышлений, сужал поле зрения. Генри выковырял немного пакли из щелей в телеге и засунул себе в ноздри, все так же дыша ртом. Запах все равно пробивался, но хотя бы не так оглушительно. Генри повел головой, и взгляд его снова уперся в цветущее дерево: раскидистое, похожее на дуб, только с острыми тонкими листочками. Он наконец заметил, что его ветки шевелятся, хотя никакого ветра нет. Потом он перевел взгляд ниже и пришел в себя окончательно.

Нижние ветки дерева неспешно подпихивали под корни что-то, что Генри принял за лохмотья ткани, а затем увидел среди них бледную руку. Человек. Нет, два человека: дерево было такое здоровенное, что их головы казались крохотными. «Почему они не сопротивляются?» – подумал Генри, а потом увидел, что цветущие ветки прижимаются прямо к лицам бедолаг. Очевидно, запах этих цветов вблизи вводил в полное оцепенение.

Наконец-то происходящее начало складываться хоть в какую-то картину. У дерева явно имелся разум: одни ветки тянули и подталкивали жертв к корням, другие подносили к их лицам свои ядовитые цветы, третьи тянулись к Генри, чтобы он тоже наглотался запаха. Так вот почему Странник сказал, что скриплерам оно не родственник: это дерево и есть чудовище. К счастью, в отличие от лютых тварей, оно хотя бы с места не может сдвинуться. Оно приманивает людей и животных запахом, а потом сжирает – наверное, потому его и назвали зверобоем. Углубление среди корней напоминало раззявленный рот, и туда в данный момент направлялись два бесчувственных тела. Лошадь тоже жадно тянула нос в ту сторону – хорошо хоть, привязь ее останавливала.

Генри медленно выдохнул через нос, все еще держась за седло. Цель ясна, уже хорошо: убить дерево. Оно огромное и древнее, ствол и впятером не обхватить, и силы в нем наверняка полно, раз уж оно сотни лет поедало бедолаг, имевших неосторожность оказаться в этом лесу. Генри уперся ладонями в колени, пытаясь отвлечься от запаха, от желания дать дереву себя убаюкать. Нужно прикоснуться к коре – и дело с концом.

Луч солнца вырвался из-за облаков, просвечивая лес насквозь, и Генри прищурился, сосредотачиваясь. Яростный поединок он представлял себе как-то более героически, а не вот так: держаться за хилую кобылку, заткнув нос паклей и пытаясь не идти на запах печенья. Генри выдавил смешок и выпрямился. Нужно позвать огонь, сделать так, чтобы он наполнил его, как во время поединка с Коготком, – вот только в этот раз придется довести дело до конца.

«Нет, – сказал огонь. – На мою помощь не рассчитывай».

Генри растерянно моргнул. Если он с чем и не ждал трудностей, так это с готовностью огня кого-нибудь прикончить.

– Ты не хочешь забрать кучу сил у древнего существа? – пробормотал он. – Ты рехнулся?

Он зажмурился, изо всех сил стараясь разозлиться, но ничего не почувствовал. Ни крупицы гнева, ни искры огня.