Сердце бури (СИ)

Рей с ужасом осознавала, что происходит. Вместо того чтобы помочь любимому, она убивала его.

Да, она выпустила бурю. Но не могла ее контролировать.

Она держала руки на груди Бена, не в силах пошевелиться, не в силах разорвать свою связь с ним. Все, что ей оставалось, это наблюдать, как его уносит в водоворот нескончаемой боли, наполненный обрывками воспоминаний — тяжелых, болезненных воспоминаний, которые впивались в сознание, жестко разрывая его на клочки*.

Она кричала. Кричала во все горло, не слыша собственного голоса. Но оставалась последняя надежда, что Бен сможет услышать.

— Не противься, Бен! Откройся боли. Пропусти ее через себя и позволь выйти…

Ему много раз приходилось терпеть пытки, вступать в поединок с болью и выходить победителем. Если кто-то и мог выстоять, уцелеть в той страшной воронке, так это Бен Соло.

***

Его затягивало в поток. Сила бушевала кругом, словно взбудораженная морская гладь.

Вместе с дыханием из груди Бена вырывались протяжные стоны. Его разум тонул и растворялся в памяти прошлых лет. В бездне, из которой нет спасения. В хаосе, населенном его слабостями, его детскими страхами, его болью, его гневом, его отчаянием.

Вновь ему двадцать два года. Он одинок, растерян; он не понимает, что с ним происходит. Он одержим страшными снами. Тьма сочится в его душу, овладевая рассудком. Никто не видит этого… не желает видеть. И оттого Бен с каждым днем все больше убеждается, что с ним происходит что-то не просто плохое, а мучительно-стыдное. Что-то, о чем нельзя ни с кем говорить.

И он начинает чувствовать себя, словно потерявшийся в лесу путник, который слышит голоса других людей, но не может понять, где они находятся. Сколько бы сверстников — таких же зеленых падаванов — ни окружали его, Бен всегда был один.

Когда он наконец узнает правду о своем происхождении, о происхождении своей матери, ему все становится ясно. В его душе появляется ожесточение. Тьма, которую он столько лет подавлял себе, готова прорваться наружу…

Поток подхватил душу Бена Соло, как щепку, унося все дальше, к самым отдаленным, полузабытым островам памяти.

Бен старается вести себя тише мыши, чтобы ни мать, ни дядя не заподозрили, что за ними следит восьмилетний непоседа. Вообще-то он никогда не подслушивал, о чем говорят старшие, но сейчас… сейчас особый случай. Его не покидает ощущение, что разговор пойдет о нем.

— Ты не понимаешь, Лея. Такая чистая, неудержимая мощь встречалась мне только один раз. И ты знаешь, о ком я.

Мальчик чувствует, как одно упоминание этого таинственного и страшного кого-то вызывает у матери целую волну злобы.

— Бен не такой, как он.

До слуха доносится тяжелый вздох.

— Как бы то ни было, твой сын — одаренный, Лея. И его Сила столь велика, что я не понимаю, как ты раньше могла не замечать этого. Разве что намеренно не желала замечать…

Бен сглатывает противный комок.

Слабый шелест одежды говорит ему, что мать встала с места и теперь наверняка меряет комнату быстрыми шагами, как она делает всегда в минуты особого раздражения.

— Мой сын нормальный! Слышишь, братец? Бен — нормальный ребенок.

— Быть не таким как все — не значит быть «ненормальным», — в противовес Лее Люк говорит спокойным, бесстрастным голосом. — Меня беспокоит не его чувствительность к Силе, а неожиданные навыки в ее использовании…

— Ты же слышал. Он утверждает, что сам всему научился.

— Восьмилетний ребенок не мог самостоятельно обучиться джедайскому телекинезу, — обрывает Скайуокер.

В разговор вклинивается многозначительная пауза, которая кажется Бену мучительно долгой. Его колени подрагивают.

— Помнишь, ты рассказывала, что пару лет назад ему снились кошмары? — неожиданно спрашивает Люк.

Лея медлит прежде чем ответить.

— Сейчас уже все прошло…

— Ты в этом уверена?

— Бен больше не плачет по ночам. И потом, он бы не стал мне лгать.

Неуверенность в голосе матери вызывает у Бена неожиданный приступ страха. Ведь он и вправду лгал. Вернее, не сказал всей правды — о некоем Верховном лидере. О своем тайном друге и наставнике.

Скайуокер долго говорит матери об опасностях какой-то «Темной стороны», о том, что ее сын из числа избранных, и за ним нужен глаз да глаз. Бен не понимает почти ни слова из его тирады, и догадывается, к чему идет весь этот разговор, только когда дядя говорит напрямую, что ему было бы спокойнее, если бы Лея позволила забрать мальчика в Академию.

Лея мямлит что-то о том, что ей следует посоветоваться с Ханом, когда тот вернется домой. Такие решения не принимают в одночасье. Однако Люк подавляет ее возражения одной короткой, безжалостной фразой: «У нас нет времени». Тьма, утверждает он, — это что-то сродни смертельному вирусу. Стоит заметить первые признаки инфекции — и каждый день, каждая минута на счету.

Тогда Бен окончательно понимает, что его судьба решена. Решена без его согласия.

Бессознательный детский протест тут же вспыхивает в нем вместе с испугом и упрямством.

— Нет, мама, нет! — он выпрыгивает из своего укрытия, уже не особо заботясь о том, что его могут наказать. — Не заставляй меня уезжать!..