Сердце Черной Мадонны

Слушал он внимательно, не перебивая. Когда Ирка замолкла, Себастьян долго молчал, потом улыбнулся и сказал:

– Хорошо. Вы меня подкупили. Вы знали о том, что я сердобольный, жалостливый человек? Кстати, именно поэтому мой продюсер запрещает мне общаться с поклонниками. Он боится, что я сам раздеру рубашку, лишь бы угодить своим фанатам, и пущу любую сумасшедшую в дом, если она поплачет под дверью. Приходите завтра. Я дам вам фото, которое еще не публиковалось, и отвечу на пять ваших вопросов, не касающихся личной жизни.

– Я пришлю лучшего журналиста! – Ирка вскочила радостная, готовая хлопать в ладоши и прыгать до зеркального потолка.

– Нет, я буду общаться только с вами. Вот адрес, жду в полдень. – Себастьян махнул рукой и удалился.

Ирка подпрыгнула, но до потолка не достала, после чего побежала искать Нику с братом.

В комнате было полутемно. Тяжелые драпированные шторы закрывали большие окна, свет давали только три зажженные свечи, стоявшие на антикварном столике в бронзовом канделябре. Массивное кресло, покрытое леопардовой шкурой, было занято хозяином, Ирка же расположилась напротив, на мягком пуфике. Вот уже час, как она общалась с Себастьяном и находила это общение чертовски приятным.

Хозяин, а именно в его доме проходила встреча, не походил на того павлина, каким он обычно представал перед публикой, – не было на нем ни розовых штанишек, ни переливающегося пиджака, глаза не были подкрашены. Себастьян показался Ирке обычным скромным парнем в темных джинсах и футболке. И не таким сногсшибательным без обычного антуража и макияжа. Она даже разглядела над его бровью маленький шрам.

На ее вопросы он уже ответил, фото отдал, и она ждала, что ее вот-вот попросят на выход, но хозяин не торопился выпроваживать гостью.

– Расскажите немного о себе, – предложил он вдруг.

– Тоже мне тема! – хмыкнула Ирка. – История моей жизни банальна и скучна.

– Бросьте.

– Клянусь. Однако благодаря вам она может измениться. Скажите, почему вы согласились?

– Я уже объяснил.

– Вам стало меня жалко?

– Скорее я вам посочувствовал, вы в жалости не нуждаетесь. И потом, вы мне понравились.

– Как человек?

– Нет, – он немного подался вперед, – как женщина.

– В смысле…

– Какой еще может быть смысл в моих словах? Вы красивы и сексуальны. Хотя большинство мужчин любит грудастых блондинок, лично я отдаю предпочтение таким, как вы.

– Вы что же, переспать со мной хотите? – Ирка от растерянности не знала, куда глаза деть.

– Конечно, но если вы не против.

– А вы не… ну…

– Что?

– Вы не гей?

– Я? – И он разразился таким громким хохотом, что заколыхалось пламя свечей.

…Себастьян родился во Франции, и имя ему дали в честь католического святого. Его родители были цирковыми артистами, гастролировавшими с труппой по Европе. Папа – воздушный гимнаст, мама, вообще-то, тоже, но из-за беременности ей пришлось переквалифицироваться в ассистентки фокусника. Франции Себастьян не запомнил, конечно, потому что труппа вернулась в Россию через три месяца после его рождения.

В четыре года он начал выступать с родителями, а до того кочевал из города в город со всей труппой на правах манежного талисмана. Все цирковые любили его и считали приносящим удачу из-за того, что он родился и рос, не покидая шатра-шапито. Себастьян мечтал подняться вместе с отцом и матерью под самый купол, но его оставляли между землей и небом, пока не подрастет. Обычно номер они начинали втроем, но, сделав несколько сальто, мальчик покидал манеж и возбужденно следил из-за кулис, как трапеция взмывает вверх и его родители крутятся и порхают под куполом цирка. Именно из-за кулис Себастьян и наблюдал их гибель. Родители разбились у него на глазах, сорвавшись с высоты (они доверяли друг другу настолько, что работали без страховки) и упав на покрытый красным ковром манеж.

С тех пор мальчик возненавидел цирк и стал панически бояться высоты.

Когда Себастьян стал звездой, не затухали споры о том, где он рос и мужал. Одни утверждали, что всю жизнь он провел во Франции, другие – что в Испании, третьи говорили, что он сын султана Брунея и его русской наложницы. Все они ошибались. С шести лет и до двадцати трех он прожил в московском районе Тушино в крохотной квартирке вместе с бабушкой. В детстве никто не назвал бы его красивым – мальчик был лопоух, худ, малоросл, к тому же всегда неважно одет. В третьем классе он сидел два года, а в шестом его поставили на учет у невропатолога.