Сердце Черной Пустоши. Книга 2

Полная решимости, я обогнула колонну. Но когда остался всего метр, осторожно выглянула. Принц с виконтом удалились по направлению к лаборатории, и я облегченно выдохнула. Расправив плечи и распрямив спину, насколько это вообще возможно, я направилась к воротам дворцового парка.

Домик Мириам показался спустя несколько минут. Аккуратный, с белеными стенами и красной черепичной крышей, над которой поднимаются задорные клубы дыма. Он манил быстрее взбежать на крыльцо и дернуть за гостеприимное кольцо на двери. Чем ближе походила, тем больше казалось, что дом сам стремится навстречу и вот-вот приветливо распахнет двери и окна.

Я неуверенно звякнула кольцом, но когда не открыли, вошла. Дом у капитана Сэма внутри оказался таким же замечательным, как снаружи: чисто, опрятно, в воздухе витает аромат свежеиспеченной сдобы, именно так, по моим представлениям, пахнет гостеприимство.

Безошибочно определив расположение кухни, а также место, где есть люди, я направилась туда. Стоило зайти в залитую светом комнату, Мириам вскочила из-за стола с оглушительным воплем: "Диларион!", отчего жена капитана Сэма охнула, хватаясь за сердце.

– Принцесса! – тут же с радушием воскликнула она. – Вы пришли! Как же мы вам рады! Присаживайтесь, присаживайтесь, вот сюда, на самое почетное место.

Я опустилась на стул с краю. Пока женщина хлопотала вокруг, а ошалевший от счастья при виде дракончика ребенок усвистел куда-то вместе с Диларионом, я, оглохшая от шума, протянула Ксане корзинку со снедью.

– Вот, – пискнула я. – К чаю.

Женщина тут же заохала над гостинцами, начала причитать, что не нужно и не стоило, и принялась звать Мириам. Но ребенок ответил откуда-то с улицы, что пока не поиграет с дракончиком, его ни для кого и ни для чего нет, даже для ватрушек.

– Ты даже кашу не доела, – расстроилась Ксана, убирая со стола грязные тарелки, а я принялась извиняться за то, что внесла сумятицу в воспитательный процесс.

– Ах, оставьте, принцесса, – зевнув, прикрывая рот ладонью, отмахнулась Ксана. – Сладу с ней нет и не было, и вы здесь ни при чем.

Она уселась напротив, подперев щеку ладонью и налила в чудом возникшую передо мной чашку ароматного отвара. Хлопая ресницами, я заметила, что мама Мириам успела сервировать стол, красиво выложив в блюда все, что я принесла с собой и, видимо, все, что было в доме.

Я отхлебнула сладкого отвара, не удержавшись, взяла свежеиспеченный пирожок. Он оказался с капустой, и я чуть не замычала от удовольствия.

– Не обожгитесь, принцесса, горячие, – пробормотала Ксана, явно довольная моим блаженным видом.

Я не удержалась, взяла еще один пирожок, потому что первый куда-то исчез, и, распробовав грибную начинку, замурлыкала от удовольствия.

Ксана улыбнулась еще шире и снова зевнула, прикрывая рот ладонью.

Я надкусила третий пирожок, снова с капустой, и каким-то чудом проглотила целиком, почти не разжевывая.

– Вы уж извините, принцесса, мой сонный вид, – смущенно пробормотала Ксана. – Но Сэм сегодня с утра ушел.

– В плаванье, – пояснила она, пока я с недоумевающим видом тянулась за четвертым пирожком. – И вот… Как положено, накануне… Всю ночь спать не давал.

Я зарделась, но все же решительно подхватила шестой пирожок и, обнаружив брусничную начинку, принялась откусывать потихоньку, растягивая удовольствие и ощущая себя, словно удав, проглотивший кролика.

Когда Ксана пересказала все местные новости, а также то, что "Сэма поставили во главе флотилии", я, наконец, смогла оторваться от пирожков гостеприимной хозяйки.

– Вы не выручите меня, Ксана, – попросила я. – Мне очень нужно к Ане Ахебак… А улизнуть из дворца в плаще и маске… В прошлый раз меня водила камеристка, по неким специальным ходам для прислуги. Но дело, с которым хочу обратиться к Ане Ахебак, настолько личное и важное, что не хочется давать прислуге пищи для сплетен. Сами понимаете.

– Ни слова больше! – усмехнувшись, проговорила Ксана. – Пойдемте! Я так понимаю, дело личное и не терпит отлагательств? Пока Мириам носится с вашим зверем, а соседи думают, что мы с вами чаевничаем, я выведу вас из дома через черный ход…

В будуаре Ксаны я сменила плащ на черный, подбитый алым, и надела маску, которая облепила лицо, как вторая кожа. Тут же почувствовала себя Безликой из сказок, предназначенных, чтобы пугать детей, которые так обожает Нинель, и сердце болезненно сжалось от предвкушения чего-то запретного.

Скользя по узким улочкам Города-крепости к обители Красной Жрицы я думала, что такая безликость, которую дает плащ и маска, и есть настоящая свобода – никто не знает твоего имени, не видит лица, ты словно не существуешь для всего мира.

Завидев толпу скучающих зевак, я благоразумно обогнула площадь, и, миновав улицу мудрых дев, что ложатся лишь с восходом солнца, постучалась в ворота.

Мне навстречу, щебеча и хихикая, выскочила стайка женщин. Развевающиеся фалды плащей не способны полностью скрыть гибкость фигур и легкость поступи, а сияющие сквозь прорези в маске глаза горят ярче тысячи звезд.