– Это… новое упражнение, – продолжил я, когда она нахмурила лобик. – Они должны найти меня прежде, чем кончится обратный отсчет, или я победил. Но если меня поймают, я буду должен месяц мыть за всеми посуду.
Девочка нахмурилась еще сильнее. Она начинала сердиться.
– Это нечестно! – возмущенно прошептала она. – Их много, а ты один. Нечестно, – она уперла руки в бока, когда я снова пожал плечами, как бы говоря ей: «А я что могу поделать?» Она наморщила носик и раздраженно поджала губы. – А они будут мыть посуду, если ты победишь?
– Нет, – сказал я, спрашивая себя, сколько еще мне придется поддерживать этот безумный разговор и как уйти отсюда, оставшись незамеченным.
– Почему?
– Потому что…
– Мэдисон?
Из другого коридора послышался новый голос, и я съежился от страха. Вот оно. Меня поймают, потому что я проявил глупость и мягкосердечие, а не заставил этого ребенка замолчать, когда у меня была возможность. Но девочка с широко раскрытыми глазами повернула голову, а потом повернулась обратно ко мне.
– Тебе надо идти, – прошептала она. – Пока тебя не увидели.
Я ошеломленно уставился на нее. Она замахала на меня руками и начала отходить.
– Иди! – снова прошептала она. – Скорее прячься! Я никому про тебя не расскажу, обещаю.
– Мэдисон! – голос приблизился. Говорящий начинал сердиться. Девочка ухмыльнулась и, прежде чем я успел сказать или сделать хоть что-нибудь, повернулась и исчезла за углом так же быстро, как появилась.
И вот я остался один.
– Вот ты где, – сказал мужчина. Я прижался к дверному проему, слушая, что происходит, в оцепенелом ожидании. – Так и думал, что найду тебя здесь. Сколько можно тебя просить не бродить вокруг? С кем ты разговаривала?
– Ни с кем, – слишком сладким голоском пропела Мэдисон. – Я хотела поискать Питера. Он обещал, что покажет мне серверную, если я буду хорошо себя вести.
Мое сердце упало, но человек, кем бы он ни был, просто закряхтел.
– Маленькая любительница компьютеров. Ну, иди сюда. Мне нужно закончить последний отчет, а потом пойдем завтракать.
И их шаги затихли в противоположном направлении коридора. Захлопнулась дверь, и снова наступила тишина. Я выдохнул и резко прислонился к стене.
«Почти попался, Кобальт. В рубашке родился. А теперь убирайся отсюда, прежде чем тут все взлетит на воздух».
Черт. Бомба.
Я начал двигаться, торопливо отошел в тень и самым коротким путем, как можно тише, постарался вернуться к воротам. Я надеялся, что мне удастся избежать взрыва, который прогремит с минуты на минуту, и встречи с солдатами.
А потом… Я заколебался. В капитуле Ордена Святого Георгия, в окружении врагов, которые пристрелят меня на месте, если обнаружат, что я здесь, я заколебался и понял, что не могу заставить себя идти дальше. Если я уйду, я завершу миссию и покину здание, то все на этом этаже погибнут.
И Мэдисон тоже. Я познакомился с этой девочкой всего пару минут назад, но она тоже была частью Ордена, хоть и не была солдатом. Она спасла мне жизнь, даже не осознавая этого.
Я запустил руки в волосы.
«Так, Кобальт, что будешь делать? Провалишь миссию? Вернешься в «Коготь» с известием о том, что миссия не выполнена? Они это не примут, ты это знаешь».
Не примут. Так что у меня три варианта. Вернуться в «Коготь» и сообщить о том, что миссия провалена. Смириться с наказанием, каким бы оно ни было. С пониманием того, что с этого момента они перестанут уважать меня, будут считать, что я некомпетентен и каким-то образом дал себя подкупить. «Когтю» не нужны драконы, которые провалили задание. Мое будущее в организации будет обеспечено, только если я докажу свою ценность. Это разрушит мою карьеру, но я все равно могу выключить бомбу, вернуться в «Коготь» и столкнуться с последствиями своего решения, какими бы они ни были.
Я могу закончить дело: оставить бомбу и убраться отсюда. И знать, что погибнет много людей. Что этот ребенок – и все, кто будет рядом с ней, – сгорят дотла. Потому что она меня отпустила. И я не смогу больше спать, потому что она будет приходить ко мне в кошмарах и смотреть на меня.
И еще один вариант.
У меня сдавило грудь, а в животе образовался ком. Кажется, все вело меня сюда. Бежать или остаться? Дальше работать на организацию или попробовать самому? На меня будут охотиться. Меня будут ненавидеть. Считать предателем собственной расы.
Отступником.
У меня затряслись руки, страх охватил меня, когда я осознал правду. Я так больше не могу. Я не смогу вернуться в организацию, зная, что погиб ребенок… Нет, зная, что это я
Но они никогда не видели тех, кого уничтожали. Жертв, о которых они говорили, последствий этой войны. Они и не знали, что это. У них был я. Я делал за них грязную работу.
Раньше делал. Больше нет. Этому пришел конец.