Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным

Празднично-яркий клочок земли обступали высокие корабельные сосны. За ними — девчонки видели это, подлетая к заветному месту — на много километров вокруг тянулся непроходимый бурелом с островками болот. Сюда от побережья моря, близ которого проснулась Лиза, лежал еще час неторопливого слоновьего полета.

— Вы сначала сами пройдете, — продолжал Никтошка, — а потом меня втащите. За хобот, без ложного стеснения. Я слон легкий, удобный, самонадуваемый и самовоздуховыпускаемый.

Хоботом он негромко постучал в дверь, и та сразу открылась. В раме косяка виднелись светлые стены коридора и высокий белый потолок. Разом подхватив Лизу с Аленкой, Никтошка поставил девочек за порог. В другое измерение сестры перешли естественно и непринужденно.

Затем слон поймал хоботом собственный хвост, кончавшийся красной пластмассовой пробкой, легко вывинтил ее и тут же закинул хобот в дверной проем, уцепившись за прибитую к стене вешалку. Голова его уперлась в дверь, затряслась, уменьшаясь, прошла внутрь, передние лапы обхватили порог и повисли на нем, становясь все площе, как два пустых пожарных ствола.

Пыхтя более от усердия, чем от натуги, девочки втащили за собой нового друга. Лиза аккуратно разложила на полу уменьшившегося Никтошку, не зная, что с ним делать дальше.

Никтошка чуть приподнял плоскую, как у камбалы, голову.

— Я выполнил свой долг, — тихо объявил он. — Полчаса отдохну, потом немножко самонадуюсь. Так, примерно до уровня очень среднего тигра. За шатер не беспокойтесь, в такой глухомани его никто не тронет. Вот только дверь прикройте. А я полежу… вместо коврика.

Слон затих. Лиза, держась за косяк, высунулась наружу, безуспешно пытаясь дотянуться до дверной ручки. Неожиданно умница-дверь сама двинулась ей навстречу и плотно закрылась. Наконец-то сестры смогли начать изучение нового своего обиталища.

Коридор начинался обычной прихожей, с зеркалом, пустой вешалкой и плафоном под потолком, затем под прямым углом уходил вправо. Девочки робко повернули за угол, прошли еще с десяток шагов и, толкнув единственную дверь, неожиданно оказались в квадратном, колоссальных размеров зале. Верхние половины стен и потолок были застеклены, причем солнечный свет лился в зал и сверху, и со всех четырех сторон. Казалось, что пять солнц одновременно висят в небе — одно над головой, два восходят и два заходят, освещая без теней убранство студии. А в том, что сестры попали именно в студию, сомнений не было.

Картины висели на стенах, громоздились по углам и у подножий скульптур, во множестве расставленных по мастерской, стояли там и сям незаконченными на мольбертах. Посередине возвышалась глыба зеленоватого мрамора неопределенной формы, от которой неизвестный мастер, вероятно, не успел еще отсечь все лишнее. Свернутые в трубку холсты валялись порой прямо под ногами. Лиза с Аленой, присмирев, держась за руки, бродили по залу и то и дело тихо ойкали, узнавая изображения друзей.

Бронзовый Диего Морковкин с крыльями, мечущий ядро. Необыкновенно внушительный, написанный маслом, в богатой тяжелой раме — Федя на страусе посреди бескрайних хлебов. Белая мраморная прекрасная Фантолетта с барабаном. Скульптурная композиция из голубых загрызунчиков, протягивающих фее Мюрильде драповый отрез и гроздья винограда. Портрет Глупуса, играющего на арфе, выполненный в манере Сезанна…

Сестрам Зайкиным была посвящена нежная акварель. На ней девочки в воздушных нарядах, с рожицами лукавыми, важными и таинственными в предощущении праздника, украшали новогоднюю елку.

Множество лиц, запечатленных таинственным маэстро, сестры вовсе не знали.

Любопытная особенность характеризовала последний, судя по неоконченным полотнам на мольбертах, творческий период художника. Все предметы изображались им в виде огурцов — зеленых, желтых, белых, фиолетовых, красных — со всевозможными оттенками и переливами.

Надо сказать, что, несмотря на отсутствие рук, ног и лиц, фигурки эти выглядели необычайно выразительными, прекрасно передавая страх и веселье, восторг и гнев, смятение, торопливость, гордость… да все качества живой натуры.

Возле одного из холстов девочки остановились надолго. Поток огурцов радостно двигался под фонарями по широкой улице, обтекая маленькую печальную фигурку с поникшей рыжей верхушкой. Овал темной пустоты вокруг замершего огурца, тянувшегося к собратьям, оставлял у зрителя чувство тоски и невероятной пронзительной безнадежности. Внизу картины было аккуратно выведено название: «ОГУРЕЦ, КОТОРОГО СТОРОНИЛИСЬ».

— Где же он, Лизка? — вздохнула Алена, не отрывая взгляд от полотна. — Думаешь, он нас не видит?

— Может, спрятался? — неуверенно предположила старшая сестра. — Как Златовласка. Только зачем?.. Поди найди его тут…

— Нет уж, поищем… — Аленка, упрямо поджав губы, вернулась к двери, затем медленно принялась обходить зал по периметру, постепенно сужая квадраты. Лиза следовала за сестренкой.