— А, может, старик получил какое-то важное послание и не знает, что с этим теперь делать? Вот и хочет просить совета. Эх, чует моё сердце, неспроста он этого... не помню, как зовут... на ноги поднял. Неспроста. Узнать бы, о чём они шептаться будут. Вдруг что полезное.
— Так в чём же дело? — заулыбался Сэм. — Жди здесь и сторожи мясо. Вернусь — ещё поем. Я, знаешь, какой ненасытный последнее время! Но только ты жди! И пакостей никаких мне не подстраивай!
— Пакостей?
— Я про мышеловки, — буркнул Сэм и в один удар сердца превратился в маленькую серую полёвку.
Рики взвизгнула, прыгнула в кресло и поджала ноги. А мышка попробовала розовым носом прохладный воздух, юркнула к стене, слилась с темнотой и заскреблась по неровному камню.
Цепкие и крохотные коготки шустро хватались за выступы. Мокрый нос нащупывал запахи, коих в стенах Папоротникового замка, кроме сырости, было много. Ориентироваться нужно было на анис — именно анисовой настойки в спальне лорда Альгервильда было много. Ей пропитались не только постель и шкура у кровати, но и тканные картины на стенах, и даже мебель.
Кроме аниса по комнате витало множество других запахов, например, луговых трав. Этот аромат исходил от тягучей мази, что хранилась в большой банке, вечно открытой: с каждым днём ходить престарелому лорду становилось всё сложнее (а в свете последних событий даже побегать пришлось), поэтому наносимый на икры и ступни слой целебной мази с каждым разом становился толще и закрывать банку не имело смысла, ведь спустя буквально час придётся опять открывать её, нырять внутрь пятернёй и тонуть в вязком желе желтоватого цвета.
Маленький нос показался в спальне лорда Альгервильда в аккурат в ту самую минуту, когда заветная пузатая склянка была отставлена в сторону, а ноги старика Рея вытянуты и обвязаны плотной тканью, не пропускающей холод. Ни хозяин замка, ни его верный помощник не заметили, как у русалки, высокомерно взирающей на всё и вся с квадратного гобелена на стене, один глаз из изумрудно-зеленого вдруг стал розовым, а после совсем пропал, и в образовавшуюся на месте глаза чёрную дырку свесился очаровательный пепельно-серый хвостик. Но даже эта милая пакость осталась без внимания. Мышей в старой крепости водилось — не пересчитать. Следить за ними и травить их давно перестали и уж тем более равнодушно относились к ним по ночам в свете свечей, ведь последние берегли и ради грызунов не жгли.
Хозяйственный Бартл Блаан встал с края кровати лорда Альгервильда и укрыл ноги хозяина одеялом.
— Я думал, что-то стряслось, — пробормотал он. — Мальчонка прибежал весь в мыле, говорил, что срочно.
Старик Рей кивнув, елозя на простыне.
— Срочно. Иль ты и правда решил, что я вызвал тебя посреди ночи, чтобы ноги мне намазать?
Лорд Альгервильд зашёлся смешком вперемешку с кашлем.
— Вот что, — продолжил он, когда, наконец, остановился, — возьми вон тот стул, пододвинь его да сядь. Ближе. Я буду много говорить, но при этом хочу видеть твоё лицо и твои глаза.
Бартл в точности выполнил приказ.
— Жить мне осталось не долго, — начал лорд Альгервильд. Бартл попробовал было из вежливости возразить, но старик недовольно зыркнул в его сторону, и Бартл сдержался. — Странно, что я вообще дожил до таких лет. Всему причиной, видимо, что никто не додумался подсыпать мне крысиного яда в харчи да то, что ты должным образом заботишься обо мне, всегда приносишь нужную микстуру и мази.
— Вы мне как отец, — не выдержал Блаан.
— Вот как отец и спрошу, без стеснения, а ты как сын мне ответь, прямо и без увиливаний: что моя дочь, совсем дурна для тебя? Или есть шанс, что будешь любить её, баловать и не смотреть по сторонам на баб румяных и в теле?
Лицо хозяйственного Бартла заалело пуще свекольных румян на щеках тех самых баб, о которых почему-то вспомнил старый лорд.
— Молчишь? — взъелся старик. — Думаешь, я сам не вижу, что дочка моя и рядом не стояла с теми недалёкими девками, которые только юбку одёргивать успевают? Всё я вижу и всё понимаю, но Росанне хочу мужа верного, пусть и безродного, а не богатого и распущенного. Не такого, как Гайлард Стернс.
Бартл Блаан удивился.
Он бы и спросил немедля в лоб, если бы болтал по душам в питейной лавке где-нибудь в столице с равным ему по статусу приятелем, а не со старым господином, которому обязан всем и у которого не только ноги болят, но и сердце пошаливает, или если бы речь зашла о каком-нибудь Говарде или Лайале, или, на худой конец, о соседе, лорде Меггарде, хозяине богатых на разнотравье холмов и лесов, полных дикой земляники и малины. С герба дома Меггардов щетинился бурый медведь, а с флага злобно взирал клыкастый. Зрелище было мурашечное, но лорд Меггард внешностью был страшнее. Всем своим видом он вторил гербу и знаменам, а нравом ничуть не уступал ни одному из косолапых.