Сердце Дракона. Шестой Том. Часть 2

Все так же сидя в позе лотоса, он поднял перед собой руку. В тот же момент вокруг него закружился вихрь радужной энергии, которая порой поблескивала на манер рыбьей чешуи на солнце.

Змея-Техника, взмахнув крыльями, взмыл в небо. От его движений расходилось эко в форме перьев. Те легко пронзали помост и уходили на метр в землю. Вонзаясь в щит, они заставляли его вспыхивать энергией, а затем сгорели в её отсветах.

Техника закружилась в воздухе, свиваясь кольцами из призрачного шлейфа. Мало было скорости и проникающей способности, она еще и могла нанести удар с самой неожиданной точки и траектории.

Момент удара не смог разглядеть ни один из зрителей, кроме непосредственно Наставника Жана. Для того все произошло достаточно быстро.

Для простых адептов — в какой-то момент техника вилась над головой Эйнена, а в другой — клыки-копья энергетического змея уже впивались в радужный столп силы, окруживший островитянина.

— Великая Черепаха, — шептал Хаджар, глядя на проходящую в полной тишине борьбу. — Ты меня не знаяеш, а я никогда прежде к тебе не обращался. Но если ты меня слышишь, то, прошу, дай своему сыну сил для борьбы.

Эйнен, выдерживая давление сравнимое с ударом Пикового Небесного Солдата, сосредоточенного в точке, не больше булавочной головки, всматривался внутрь себя самого.

За время похода по Долине Болот и, в особенности, битвы с учениками вражеских школ, успел ухватиться за несколько мистерий, но только никак не мог понять, как они были связаны с путем Духа Меча. Точно так же, как он не мог понять, почему с момента битвы никак не может выбросить из головы одно воспоминание.

* * *

Молодому Эйнену всегда нравилось смотреть на закаты. На то, как уставшее солнце, медленно погружалось в бескрайние воды моря. Как небольшие волны ласкали его, заставляя покрываться алым румянцем, окрашивавшем небо в тон, сравнимый лишь с цветом щек юной, влюбленной девы.

Он часто следил за тем, как коралловые облака плыли по небу. Иногда ему казалось, что он терялся среди них, стремясь быть таким же — спокойным и всезнающим. Ведь кто, как не облака, видя все ужасы, что происходят на земле, продолжали оставаться белыми и холодными.

Забираясь на мачту, выгоняя из бочки дозорного, Эйнен и сам, порой, часами мог нести вахту, вглядываясь в слияние горизонта с морской гладью.

И, возможно, именно поэтому, он терпеть не мог, когда битвы с вражескими кораблями заканчивались к вечеру.

Теперь алым окрашивалось не только небо и гребни волн, но и сами воды. Так много в них было крови, а многочисленные обломки суден полыхали ярким пламенем.

Оно никогда не согревало. Скорее пугало. Тот, кто никто не видел, как горит корабль в море, не сможет понять ужаса, который испытывал человек, находящийся в центре двух первородных стихий.

Огонь и вода никогда не были хорошими соседями. Когда же они боролись друг с другом, то любой, кто попадал между ними, был заранее обречен на гибель.

Выживших в море никогда не добивали. Просто не видели в этом необходимости. С чем не справилась картечь, куда не дотянулась абордажная сабля, с тем, обязательно, разберется само море.

— Опять ты здесь, — прозвучал голос позади.

Эйнен обернулся. На рее, прислонившись плечом к мачте, стоял его отец. Он не был высокого роста и не обладал мощной конституцией.

Сухой и поджарый, с одним глазом, множеством шрамов на лице и кинжалом, который никогда не покидал его правой руки. Просто потому, что однажды её — руку, покинула кисть и теперь вместо неё красовалось лезвие клинка.

— Мне нравится любоваться закатом, — почти не соврал Эйнен.

Отец с детства учил его пользоваться полуправдой и недосказанностью. Он говорил, что однажды это умение, возможно, спасет ему жизнь.

— Или не нравится слушать крики умирающих, — улыбнулся жуткой, желтоватой улыбкой, бывалый пират, контрабандист и торговец рабами.

Отец Эйнена занимался на море всем, что могло пощекотать его нервы и принести прибыль.

— Можно к тебе?

Немного подумав, Эйнен отодвинулся в сторону, освобождая в тесной бочке достаточно пространства, чтобы туда мог втиснуться еще один человек. Что его отец не промедлил сделать.

Какое-то время они оба молча вглядывались вдаль.

— Однажды ты уплывешь туда, — внезапно, полным печали голосом, произнес его отец. Эйнен хотел было тут же возразить, что не покинет семью, но отец прервал его властным жестом. — Пусть у меня только и один глаз, — он непроизвольно коснулся повязки на левом глазу. — но это не значит, что я стал меньше видеть. Ты уйдешь, я знаю. Не надо отрицать.

Эйнен не стал. Этим вечером, сдирая до крови свои руки, пытаясь очистить их от крови ограбленных честных морских торговцев, он твердо решил, что в следующий заход в порт точно уйдет.

Он просто не мог… больше не мог так жить.

Сомневался и до жути боялся, что если останется, то в следующий раз он будет смывать с рук кровь не торговцев, а… его собственного отца.

— Я люблю тебя, сын.

Эйнен вздрогнул. Он не слышал этих слов от отца уже очень давно.